Вернувшись с дежурства, адъютант Его Высочества барон Корф застал супругу свою в библиотеке. Ничего странного в этом, конечно, не было. Баронесса любила читать и часами просиживала над романами, смахивая порою с глаз непрошеную слезу. Однако смущение, с которым любимая Анечка что-то спрятала за спиной, а потом попыталась оживленными расспросами отвлечь внимание мужа, насторожило Владимира Ивановича. Он был женат уже год, а знал супругу свою с детства. Но между тем оставалась меж ними какая-то недосказанность. Порой ревнивому барону даже мерещилось, что Анна скрывает от него тайную страсть. Но потом, образумившись, вспоминал он, какой чистый ангел его жена и стыдился глупых мыслей. Правда, последнее время у Владимира было все более поводов для расстройств и недоверия. Супруга его с явным удовольствием блистала в свете, кружа головы многочисленным поклонникам и наслаждаясь тем, как сходят они с ума, совершая ради прелестной баронессы бесчисленные глупости. Упиваясь явным своим успехом, Анна уделяла мужу всё менее внимания и совсем не беспокоилась, что после года супружества все ещё не ждет младенца. И хотя по ночам исправно отдавалась она во власть Владимира, но даже в сладкие эти мгновения барон не чувствовал истиной близости с женой. Душа Анны оставалась для него такою же загадкой, как и ранее. И мог он лишь догадываться, чем заняты мысли его красавицы.
Впрочем, в верности жены Владимир не сомневался. Да и как можно было кого-то предпочесть этому блестящему красавцу, ядовитых шуток которого боялись, как огня, а от одного взгляда насмешливых серых глаз женщины замирали в восторге, а мужчины в страхе. Ибо горячий нрав вкупе с прославленной меткостью делали барона самым опасным дуэлянтом. В свое время о любовных приключениях Владимира ходили легенды. Не одну голову украсил он ветвистыми рогами. Посему, когда после женитьбы барон остепенился, многие мужья с облегчением вздохнули, а их жены зароптали в досаде. Самые упорные из них, однако, всё ещё лелеяли надежду завлечь рокового красавца. Но усилия их были тщетны. Правда, иногда, страдая от невнимания жены, Владимир использовал былых поклонниц, пытаясь вызвать ревность у своей холодной красавицы. Но Анна лишь надменно морщила прелестный носик и заявляла, что не собирается стать посмешищем, ревнуя собственного мужа. И что барон волен делать всё, что ему угодно, не забывая, однако, о семейной репутации.
Не раз Владимир пробовал поговорить с женою по душам. Но Анна тут же замыкалась, снисходительно возражая, что у женщины должна быть тайна, иначе станет она всем неинтересна. И что сестра её Лизавета поступает глупо, забыв свет и не думая ни о чем, кроме супруга. Когда же барон справедливо возражал, что княгиня Репнина пребывает в тягости, и ей не до глупых забав, Анна только поджимала очаровательные губки, отвечая, что не готова к материнству. И что муж её и сестра достаточно накуролесили, чтобы заделаться домоседами. А ей ещё не наскучили ни балы, ни маскарады, ни музыкальные вечера. И собирается она и далее радоваться жизни, не взирая на занудные наставления и завистливые сплетни.
При напоминании о былых грехах Владимир виновато опускал голову, ибо слишком многие из них были известны его жене. А за то, что в минуту слабости барон лишил невинности взбалмошную Лизавету, Анна когда-то даже расторгла с ним помолвку. Конечно, Владимир мог возразить, что отчаявшаяся Лиза, рыдая, умоляла не прогонять её, а сам он тогда был уверен, что Анна любит другого, и что ныне он предан жене душой и телом. Но по природной гордости барон считал оправдания недостойным занятием, и, вздохнув, просто не отвечал на колкие упреки жены. Но, видя её упрямство и слишком хорошо зная лукавый свет, с тоскою ожидал, что опьяненная своим успехом Анна однажды совершит роковую ошибку и разрушит жизни себе и мужу. Посему-то при виде предмета, спрятанного за спиной жены, дурные предчувствия и ревность с новой силой охватили барона.
Нахмурив черные брови, строго приказал он смущенной Анне показать, что она скрывает. И с изумлением увидел, что это вовсе не любовное послание, а старинная рукопись, привезенная им из далекой Индии. Читать её Анна не могла, поскольку не знала неведомого языка. Значит, разглядывала она откровенные рисунки, учившие науке любить, которую индусы называли Кама Сутрою. Драгоценную книгу подарил Владимиру вельможный раджа в благодарность за своё спасение. К рукописи приложил он смуглую красавицу, обучившую барона тонкостям любви. Картинка за картинкою осваивал Владимир приятное искусство, выбирая всё новые хитрые позы. С довольною усмешкою он думал, что по возвращении в Петербург научит светских прелестниц сладким премудростям. Но более всего его внимание привлекла последняя картинка. На ней хрупкая красавица кротко лежала на спине. Над девушкой склонялся могучий мужчина, крепко держа в ладонях крошечные её ступни и широко разводя в стороны стройные ножки. Ничего необыкновенного в сей позе не было, но девушка была столь раскрыта и беззащитна перед любимым и с таким трогательным доверием взирала на него, что Владимир невольно представил себя на месте мужчины, а на месте красавицы Анну, и почувствовал, как жаркая волна желания обдает его с ног до головы. Пытаясь выкинуть из памяти ненавистную и обожаемую более жизни красавицу, барон немедленно пожелал предаться любви в пленившей его позе. Но смуглая наставница виновато покачала головой и сказала, что сиё невозможно. А в ответ на изумление Владимира: зачем же нарисована картинка, пояснила, что поза эта слишком опасна для женщины. Ибо мужчина входит столь глубоко и тем самым причиняет такую сильную боль, что может даже убить. И только по-настоящему любящая женщина способна вынести жестокую пытку, находя в мучениях сладость. Мужчине же поза ничем не грозит, а напротив дарит неизъяснимое блаженство и безграничную власть. Потому что женщина, пережившая сиё испытание, навек покоряется воле любимого и не может отказать ему ни в чем. Помолчав, индуска добавила, что порой видит будущее и точно знает, что барон женится на девушке, с которой представил себя, а потом именно так завладеет без остатка её душой и телом. Барон посмеялся над невероятным предсказанием, но запретная поза запала ему в душу. Воротившись домой, не раз пробовал он в юношеском задоре подвергнуть сему испытанию многочисленных любовниц. Ноги светских дам оказались не столь гибки, как у индуски, и раздвигались не очень широко. Стало быть, петербургские красотки не должны были чувствовать сильную боль. Однако, все попытки Владимира заканчивались охами, ахами, слезами и упреками, а потому вскоре были прекращены. Но прекрасная Анна, лежащая перед ним с широко разведенными ножками, продолжала терзать воображение барона. Он столько раз представлял, как положит её на белоснежное покрывало, рассыпая по подушке золотистые локоны. Ласково и крепко возьмет в руки крошечные ступни и медленно потянет их в разные стороны, открывая взору заветное лоно. Столько раз мечтал, как властно и глубоко вторгнется в нежное тело, виновато слушая жалобный стон. А потом, подчиняя Анну своей воле, станет погружаться в золотоволосую красавицу, беря и беря её без остатка. И она, дрожа от сладкой муки, будет шептать ему «твоя, твоя навеки». Соблазнительные мечты были так ярки и реальны, что измученный ими Владимир, проснувшись по утру, порой не понимал: была это явь или грёза. И глаза его искали рядом Анну, влюбленную и покорную.
Потому, когда перед роковой дуэлью неприступная красавица пришла к нему в спальную наяву, барон с трудом поверил, что это не сон, и хрупкая фигурка в легком пеньюаре не привиделась его воспаленному воображению. Лишь услышав, как Анна шепнула «с тобой, с тобой на всю жизнь», Владимир очнулся и, задрожав от счастья, подумал, что сейчас исполнит заветные мечты и сделает её своей навеки. Но как ни просил он у Анны слов любви, она молчала. И сходя с ума от горя и ревности, барон выгнал её прочь, страшась, что в безумии своем подвергнет красавицу жестокому испытанию и убьет своею страстью.
После долгожданной свадьбы Владимир не раз вспоминал давнее своё желание, но так и не решился его исполнить, боясь испугать любимую и причинить ей боль. Шло время, рукопись была убрана на дальнюю полку. Навязчивые мечты забыты. И вот Анна сама достала на свет фолиант и вложила закладку на роковой странице. От этого совпадения барон содрогнулся и неожиданно для себя подумал, что, возможно, это перст судьбы. И Анне всё же придется пройти через любовное испытание, а ему узнать: каковы на самом деле её чувства. Но тут же отмахнулся от нелепой и жестокой мысли. Тем более, что интерес жены был вполне понятен. Другие картинки, тоже не виденные ею, всё же были знакомы по сладким ночам с мужем. Потому незнакомая поза раззадорила любопытство баронессы. Одолев невольный испуг от внезапного появления супруга, Анна спросила, почему из всех картинок пропустил он именно эту. И нахмурила мраморный лобик, услышав необычное объяснение.
Впрочем, Владимир рассказал жене не всё. Сам не зная почему, утаил он, что подобная близость лишит её воли. Зато предупредил, что пережить сиё может только очень любящая женщина. Но чем подробнее расписывал он опасность, тем обиженнее становилось личико его супруги. Наконец, услышав, что не будут они предаваться страсти подобным образом, Анна отвернулась и с досадой воскликнула:
- Значит, ты не веришь в мою любовь?!
- Что ты, верю! Просто не хочу причинить тебе боль, мой ангел.
- Нет, не веришь, - настаивала баронесса. – Если бы верил, то не боялся бы за меня!
Маленькая перепалка переросла в серьезную ссору. Три дня Анна дулась и не разговаривала с мужем. Наконец, после воскресного ужина, она сменила гнев на милость и, помирившись с Владимиром, даже побаловала его танцем Саломеи, от которого всегда терял он голову. Бесстыдная пляска возбудила барона, а нежные прикосновения жены распалили до предела. Но когда Владимир совсем уже было хотел овладеть прелестницей, Анна остановила его и капризно потребовала, чтобы муж любил её, как на картинке, или вообще не будет меж ними ничего.
И без того измученный упрямством и причудами жены, барон тяжело вздохнул. Глупенькая, сама не знала, о чем просит. Он уже собрался отговорить Анну, открыв тайну испытания. Но, окинув усталым взором непокорную красавицу, вдруг подумал, что судьба сама дает ему шанс сделать супругу образцом послушания, да ещё таким сладким способом. Однако, беспокоясь об упрямице, велел он Анне сказать «нет» и остановить его, едва станет ей больно. Заглянув в незабудковые глаза, горевшие твердой решимостью подвергнуться жестокой проверке, барон перецеловал стройные ножки своей прелестницы, крепко сжал их в сильных ладонях и не спеша развел широко в стороны, удивляясь гибкости восхитительного тела. Добившаяся своего Анна, торжествующе улыбаясь, лежала перед ним, прекрасная и открытая любви.
От соблазнительной картинки, столь часто тревожившей его воображение, у Владимира перехватило дыхание. Жаркая волна прошла по и без того разгоряченному телу, и оно задрожало в предвкушении сладкого блаженства. Из последних сил сдерживая себя, барон осторожно двинулся в манящее лоно. Погрузившись менее, чем на половину, он замер, чувствуя, что заполнил Анну до предела, и если хочет пощадить её, должен остановиться. Тем более, что изящное тело жены уже содрогнулось от боли.
Ругая себя на чем свет стоит, Владимир вспомнил, сколь изнежена Анна. Даже бумага способна поранить тонкие пальчики жены. А неосторожные объятия оставляют синяки на её белоснежной коже. Разве выдержит жестокие ласки такой хрупкий цветок! И барон виновато отступил. Но Анна протестующее застонала и умоляющим голосом попросила продолжить, говоря, что совсем не чувствует боли, что просто лежала она неудобно и потому вздрогнула. Страх за жену и безумное желание боролись во Владимире, раздирая его на части. Но спокойный голосок баронессы прогнал тревоги.
Со счастливым удивлением он подумал, что индуска говорила правду. И от сладкой надежды, что Анна перенесет любовное испытание, голова пошла кругом. Пылко приник он к нежным губкам жены, и Анна почувствовала, как, дрожа от страсти, муж снова наполняет её, осторожно проникая глубже и глубже. Мгновенное ликование охватило и быстро оставило баронессу. Ибо при каждом нежном ударе, продвигавшем Владимира всё далее, мучительная боль пронзала её. Но упрямое желание доказать мужу, что он не прав, не давало выкрикнуть заветное «нет» и остановить пытку.
Вскоре терпение Анны было вознаграждено, и к томительной муке присоединилось пленительное наслаждение, охватывавшее баронессу всякий раз, когда супруг, закончив болезненный толчок, начинал освобождать её, давая мгновенную передышку. Словно на качелях Анна возносилась от боли к блаженству, а потом опять проваливалась в мучительную серую мглу. Страдание и удовольствие слились для неё в одно целое и стали неразлучны. Огромный мир вдруг уменьшился и, растеряв свои краски, сосредоточился между сильными ладонями Владимира, властно распявшими её под собой.
Муж был мучителем и спасителем. Она боготворила и ненавидела его, опьяненного страстью, не замечающего, как каждое новое вторжение раздирает её томительной болью. А хуже всего было то, что серые глаза Владимира испытующе смотрели на неё, словно ждали, что вот-вот она сдастся и жалобно простонет «нет, нет, нет». И терзаясь от его неверия, Анна с тоской вспомнила, как тогда в подвале он точно также глядел на неё, а она бесплодно твердила и твердила, что любит.
Даже на свадьбе читала она сомнение в его холодном взгляде, с болью замечая, как ласково смотрит Владимир на веселую и беззаботную Лизу. Ревнивое отчаяние Анна старательно прятала под ослепительной улыбкой. Но сестра заметила её тайную грусть. Отставив бокал с шампанским, она обняла Анну и ободряюще сказала:
- Не бойся! Я уверена, твоя первая ночь с мужем будет чудесной. Боль мимолетна. А потом Владимир подарит тебе божественное наслаждение. Уж поверь мне.
Лиза была пьяна и счастлива и, имея доброе сердце, не отличалась деликатностью. В простоте своей она и помыслить не могла, что Анна тут же вспомнит, в чьих объятиях стала женщиной сама Лиза. И что ревнивые эти воспоминания отравят баронессе первую ночь с обожаемым мужем. И как ни будет стараться Анна выкинуть из головы горькие мысли, но всё равно станет думать, что так же бережно Владимир раздевал Лизу, так же виновато вытирал слезы и шептал слова утешения, причинив неизбежную боль.
Да, она стала его женой, но более ничем не отличалась от других женщин барона Корфа. А Анна хотела быть единственной. И с тех пор ревнивое желание быть самой лучшей, самой красивой, самой блистательной не давало ей покоя. Потому-то сейчас, крепко сжав маленькие кулачки, Анна подумала, что скорее умрет, чем попросит пощады. Она любила Владимира. Любила в тысячу раз сильнее, чем все его женщины вместе взятые. И собиралась доказать это любой ценой.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТУТ
Напишите мне