Меж тем силы начали оставлять её. Мысли путались. Дрожащее тело покрыла испарина. Напряженные ножки совсем онемели. А муж уже вторгался столь глубоко, что измученной баронессе казалось: ещё чуть–чуть и он дотронется до самого сердца, и оно остановится. Анна приподняла голову, надеясь, что испытание подходит к концу. И со стоном увидела, что Владимир всё ещё щадит её. Тело, крича от боли, потребовало остановить мучения. Но сердце, шевельнувшись, спросило: «ты любишь?». И услышав «да», приказало терпеть, а потом вздрогнуло от нового удара и остановилось.
На миг баронесса решила, что умерла в своем упрямстве. Но слезы, брызнувшие из глаз, подсказали, что она продолжает жить. Смахнув предательскую влагу, Анна встретила тревожный взгляд мужа и вдруг почувствовала, что перешагнула грань боли и страха и что в объятиях Владимира не боится ничего, даже смерти. И в ответ на немой вопрос его серых глаз пересохшие губы Анны тихо шепнули «да». А ожившее сердце быстро забилось, прогоняя все сомнения и тревоги. Мучительная боль не исчезла, но сделалась столь далека, что баронесса уже не замечала её. Властные движения мужа стали безумно сладкими. И качнув бедрами им навстречу, Анна ощутила, что Владимир погрузился в неё без остатка, и так же без остатка принадлежит она ему. Он был не только в томно ноющем лоне. Дрожащие колени, сжатые ладони, горящая грудь, - каждая частичка тела была заполнена им.
Словно маленький ручеек Анна растворялась, исчезая в огромном океане по имени Владимир. Она теряла себя, забывая смешные печали и глупые причуды, наивные мечты и вздорные капризы. Чувствуя одно безумное желание принадлежать своему божеству и делать то, что хочет Он. Но она не была бы Анной, если бы остатки гордости не взбунтовались в ней. И тогда, страшась сладкого плена, она, наконец, закричала заветное «НЕТ», рыдая и вырываясь из лишающих воли объятий. Но Владимир уже не мог остановиться. Напротив, движения его стали чаще и требовательней. Вновь и вновь брал он плачущую Анну, каждым властным ударом ломая преграды, которые выстроила она меж ними.
Стоны баронессы становились всё тише и нежнее, слезы всё реже и слаще. Тело блаженно расслабилось и сделалось покорным Владимиру, радостно вторя каждому его движению. Сквозь слезы Анна тихо, словно в беспамятстве зашептала. И ликуя от счастья, барон разобрал, как сильно она его любит, как безумно ревнует, что просит прощения за глупое свое своенравие и клянется навеки забыть обиду за ночь с Лизой.
Нежно целуя глупенький ротик, столь долго хранивший нелепые подозрения и смешные обиды, барон припомнил предсказание и, торжествуя, понял, что оно сбылось. Что завладел он Анной до конца и безвозвратно. Что отныне нет у неё ничего своего, ибо всё в ней теперь принадлежит мужу. И будет она жить по его воле и не сможет более хоть раз ослушаться. А сладко плачущая Анна ничего уже не понимала, и, утратив самое себя, продолжала отдавать и отдавать себя любимому, чувствуя, как последние капли ненужной и скучной свободы исчезают в жарком пламени любви.
Наконец, истомленные тела их вздрогнули в безумном восторге, и душа Анны навеки предалась Владимиру. Показалось, что блаженство длилось вечность. Но вот и вечность кончилась. Владимир первым очнулся от сладкой истомы. С восторгом посмотрел он в прекрасное лицо жены, всё ещё пребывающей в блаженной неге. Ласково убрал спутанные локоны с заплаканных щек. Нежно поцеловал устало раскрытый ротик. Даже в первую ночь с Анной не было барону так хорошо:
- Моя, моя, она без остатка моя, - пела ревнивая его душа.
Бережно прикоснулся он к белоснежному плечу красавицы, будто росой, усыпанному крошечными капельками пота.
- Бедная моя девочка! Как долго таила ты глупые обиды, как упорно боялась любить. Но теперь всё будет иначе. – барон торжествующе улыбнулся, вспоминая признания, нашептанные Анной в сладком беспамятстве.
Рукой хозяина погладил он безукоризненное тело, столь хрупкое, что ежели б не пленительные изгибы и упругие грудки, показалось бы детским. И ужаснулся тому, что творил в любовном безумии со своим ангелом. Сместившись вниз, покрыл виноватыми поцелуями упругий животик, столь безжалостно измученный им. И тихо позвал:
- Анечка!
Незабудковые глаза открылись и влюблено посмотрели на него.
- Как ты? – спросил он, вспоминая привычные уклончивые ответы. Но жена заговорила с прелестною откровенностью, о которой барон и не мечтал. Сходя с ума от счастья, он услышал, что Анне кажется, что Он всё ещё владеет её телом. И чувствует она, что каждая её частичка принадлежит Ему, и что сладкий этот плен – самое большое для неё счастье. Пьянея от мысли, что и, правда, покорил упрямицу, Владимир положил белокурую головку себе на грудь, нежно прижал к себе истомленное им тело и долго любовался на свою прекрасную баронессу, глядя, как сладко засыпает она в его объятиях, и гадая, какою проснется Анна завтра, ибо привык к частным сменам настроений своей прелестницы.
Но поутру Анна не переменилась. С наслаждением ротик её встретил глубокие поцелуи Владимира, которых ранее избегала капризная красавица даже в минуты страсти. Заинтригованный и обрадованный барон, отпустивши из дому слуг, попросил супругу остаться в прозрачном пеньюаре. И Анна, даже в мыслях не позволявшая себе подобного, послушно спустилась к завтраку почти обнаженной. Усаженная на колени к мужу, прелестница с радостным изумлением призналась, что ничего не понимает и что Владимир, верно, околдовал её. Ибо нынче находит она удовольствие в том, чего ранее боялась, как огня, а именно - в полной покорности супругу.
Ликуя от сознания сладкого могущества, барон подхватил на руки смирившуюся красавицу и закружил по комнате, клянясь, что никогда не злоупотребит своею властью и будет самым добрым и любящим мужем на свете. Впрочем, несмотря на благие его намерения, в тот день баронессе пришлось отменить все визиты и пропустить бал, выполняя нескромные желания мужа. А он, счастливый, блаженствовал, чувствуя, что отныне семейная его жизнь будет похожа на сказку.
Впрочем, барон не мешал супруге и далее блистать в свете. Но поклонники Анны с досадою начали замечать, что в самый разгар веселья владычица их дум устремляет взор свой на мужа и, словно прочтя в его глазах немой приказ, бросает всё, уезжая домой. Вскоре стало известно, что Анна ждет ребенка, и причуды её объяснили грядущим материнством.
После родов баронесса совсем оставила свет и, посвятив себя мужу и сыну, выезжала лишь по необходимости. Видя, как расцветает её красота, общество долго сожалело о прелестной потере. Но Анне было не до светских забав. Она мечтала о дочери, и никак не ощущала себя в тягости. Тогда, припомнив обстоятельства первой беременности, баронесса решилась на новую мучительную ночь, принесшую ей - сладкие страдания, Владимиру – безумное наслаждение, а девять месяцев спустя – второго сына им обоим. Анна, страстно желавшая девочку, не жалела о счастливой замене. Тем более, что знала она теперь, как наполнит дом детскими голосами.
Понимая, что муж намерено умолчал об магических последствиях любовного испытания, баронесса не роптала, ибо почитала себя самою счастливою женщиной на свете. И любящий супруг ни разу не дал повода усомниться в сём. Балуя покорившуюся упрямицу, барон так никогда и не узнал, что рассказ персиянки был красивою сказкою, коя ожила лишь благодаря Анне. Почему бы ни сделать мужу приятное, когда тебе самой это доставляет безумное удовольствие?

К О Н Е Ц

К другим рассказам
Напишите мне