Глава четырнадцатая.
Попытка к бегству.
Повесив трубку, я долго сидела, не решаясь даже думать о случившемся. Хотелось малодушно забыть обо всем. Повернуть время вспять и больше никуда не звонить. Ничего не знать. Но горькая правда уже назойливо зудела в висках. Владимир-лгал-мне. Не важно зачем. Главное, лгал. Весь год. Неужели всё было обманом?
В отчаянии я вскочила и бросилась собирать вещи. Надо исчезнуть, пока Владимир не вернулся. Не хочу смотреть в любимые глаза и понимать, что они лгут. Только куда нам с Димкой деться? Квартирка, которой я так гордилась, продана за ненадобностью. Просить помощи подруг - неудобно. Все они работают у Владимира. От безысходности я чуть не заплакала, но тут в памяти всплыла добродушная Марья Петровна, когда-то сдававшая мне комнату. Может, удастся договориться с ней?
Услышав о грудном ребенке, хозяйка недовольно замялась. Но жалобные уговоры и щедрые обещания сделали своё дело, и она, скрепя сердце, согласилась нас приютить. Не теряя ни минуты, я побежала в детскую и попросила няню собрать Димочкины вещи. Вернулась к себе и взяла самое необходимое. Наличных денег почти не было. Ничего, сниму с кредитной карты. Если, конечно, её не заблокирует Владимир. Только сейчас я поняла, насколько завишу от мужа, которого совсем не знаю. А он может всё. Даже отнять у меня сына…
Вместе с удивленной спешными сборами горничной мы отнесли вещи в машину. Осталось подняться и забрать Димочку. Но тут ворота распахнулись, и, отрезая пути к бегству, в гараж вкатил джип Владимира. Словно в замедленной съёмке я смотрела, как гаснут фары, открывается дверца и безукоризненно красивый Корф неспешной походкой идет к нам. Приветливо улыбнувшись, он отпустил горничную, и она торопливо ретировалась, оставив нас наедине…
Растерявшись, я стояла и не могла вымолвить ни слова. Владимир выглядел таким близким и родным, что уверенность в его вине улетучилась, как по мановению руки. А когда до боли знакомый голос ласково спросил, что случилось, я почувствовала себя полной идиоткой. Ещё бы. Мне хватило слов Стасика, чтобы обвинить во всех грехах самого дорогого человека. Сейчас, рядом с Владимиром, мысли об обмане и предательстве казались нелепыми. Подправили проводки? Как иначе? Не показывать же аудиту наши проблемы. Татьянин рассказ? Неужели воровка достойна большего доверия, чем собственный муж?
Под любящим взглядом Владимира щеки горели от стыда. Как теперь объяснить мою глупую выходку? Я потупилась. Скользнула глазами по рукаву его кашемирового пальто. И пытаясь найти слова для ответа, с удивлением уставилась на лихорадочно сжатую ладонь мужа… Знакомая привычка скрывать волнение. Оставляя меня в родильном доме, он тоже стоял улыбчиво-спокойный, до синевы стиснув пальцы.
Но сейчас причин беспокоиться у Владимира не было. - Отчего же он терзается? – раздался в голове ехидный вопрос, разом возвращая все сомнения. Желая быстрее прогнать их, я собралась с силами и принялась сбивчиво и торопливо рассказывать о своих тревогах. Про разговор с Татьяной и про то, что она не брала денег. Про Стасика и пароли. Про исправленные проводки. Выложив всё, как на духу, я подняла на Владимира заплаканные глаза и замерла, ожидая, что он рассмеется и снисходительно назовет меня глупышкой. Но муж стоял хмурый и бледный, отведя взгляд в сторону. Лицо казалось непроницаемой маской.
С минуту между нами висела мучительная тишина. Наконец, прикусив губу, Владимир медленно повернулся и оглядел меня с каким-то пристальным сожалением. «Так, наверное, смотрит врач на безнадежно больного или палач на жертву», - мелькнуло в голове. А потом откуда-то издалека до слуха донесся ужасающе спокойный голос:
- Аня, я действительно исправил проводки…