Проводив гостей, Елизавета Петровна окунулась в будничные заботы. Неделю назад она затеяла ремонт, желая обустроить имение по своему нраву. Теперешнюю обстановку придумали родители Михаила Александровича, уже три года безвыездно жившие в Италии. Тонкие ценители прекрасного, Репнины-старшие превратили дом в произведение искусства. Первые дни Лиза искренне восхищалась усадьбой, отдавая должное вкусу хозяев, но потом ей стало неуютно среди просторов античных залов, слишком холодных для здешних мест. Мрамор уместный в жарком Риме, осенью в российских широтах наводил уныние и зябкую тоску. Загрустив, Лиза пожаловалась мужу, что скучает по небольшим и удобным комнатам родного имения, и Михаил предложил перестроить четыре анфиладных зала в левом крыле. Княгиня взялась за дело с присущим ей энтузиазмом. Припомнив уроки маменьки, она съездила в город, заказала всё необходимое, набрала рабочих из местных крестьян и теперь внимательно следила, как продвигается работа.

Незаметно ремонт стал любимым занятием, развлекавшим Лизу в разлуке с мужем, последнее время всё чаще уезжавшим в город на целый день. Вот и сегодня, расставшись с Михаилом, вспомнившим о срочной встрече, княгиня пошла посмотреть, как идут дела. Похвалив ровно сделанный бордюр и надавав указаний, она оставила рабочих и открыла каталог, выбирая обои в цвет купленных гардин. Как назло ничего подходящего не было. Досадный пустяк неожиданно расстроил Лизу. Она раздраженно отбросила бесполезный журнал, чувствуя, что ещё немного, и у неё по примеру родственников разболится голова. Пришлось прервать дела и выйти на прогулку в сад. Свежий воздух и веселый шорох опавшей листвы сразу прогнали все Лизины недомогания. Она наклонилась, безмятежно собирая осенний букет, и внезапно услышала скрипучий голос Христиньи, когда-то нянчившей Михаила, а нынче выполнявшей в доме необременительные обязанности кастелянши. Оглянувшись, княгиня поняла, что старуха не стоит у неё над душой. Звуки раздавались из открытого окна прачечного флигеля, и морозный октябрьский воздух далеко разносил их по саду.

– Что за господа пошли, - ворчливо бранилась Христинья. – Разок переночевали, и покрывало, как корова языком слизала. Вот пойду, пожалуюсь барыне. Пусть знает про своих гостей.
В ответ на её причитания раздался дребезжащий басок Филимона:
- Что покрывало? Тут история похуже. Вот слушай: вчера ночью встретил я припозднившегося барина и два раза русским языком сказал, что хозяйка ночует в его спальной. А он хоть бы хны, идет и не слушает. Я потихоньку поднялся за ним. Гляжу – батюшки светы! Сворачивает в комнату к хозяйкиной сестре. Я перепугался, думаю: сейчас шума-то будет! И мне понапрасну влетит, барин в гневе бывает крут, - старик затих, о чем-то вспоминая, но Христинья вывела его из оцепенения. – Ну и? Что дальше, старый?
Филимон крякнул: - А вот что. Стою, жду. В спальне тишина. Подошел поближе, слышу: кровать чуть скрипит, и хозяйкина сестра сладко стонет. Вот ведь, не постеснялась в гостях такое вытворять. Говорят, барин наш сперва за ней ухаживал, только потом что-то у них расстроилось. А теперь вишь сладилось.
Христинья сердито перебила его излияния: - Кончай молоть языком. Не ровен час, слух дойдет до барыни. Рассоришь хозяев.
Филимон начал торопливо оправдываться: - Что ты, Христя, я только тебе, как на духу. Больше ни-ни. Никто не прознает, не сумлевайся. Нешто я барину враг…

Старуха что-то назидательно затараторила в ответ, но Лиза уже ничего не слышала. Она опрометью бросилась к себе в спальную и в оцепенении замерла над кроватью, в которой этой ночью Михаил, её любимый супруг, развлекался с Анной, её любимой сестрой. Ужасный факт никак не укладывался в раскалывающейся от боли Лизиной голове. Миша, такой родной и близкий, предал её. И с кем! Лучше бы это был кто угодно, только не Анна, уже отнявшая у неё Владимира. Господи, и что они все в ней находят, - застонала княгиня, рухнув на роковое ложе. Внезапно перед глазами встало лицо матери, какой она видела её в последний раз в монастыре. Осунувшаяся, постаревшая раньше строка Марья Алексеевна казалась дряхлой старушкой. Не верилось, что совсем недавно её путали с дочерьми, считая их сестрами. Вот до чего довели княгиню Долгорукую измены мужа.

Лиза упрекнула мать за безумную ревность и услышала в ответ усталое:
– Пока сама не изведаешь, не поймешь…
Уверенная в любви и преданности Михаила, Лиза беззаботно отмахнулась от поучений. И вот всё оказалось ложью. Сколько раз они обманывали её? Вспоминали ли о наивной Лизхен в свои сладкие минуты? Насмехались или говорили с сожалением? Скорее второе. Лиза представила красивое личико Анны, с лицемерным видом произносящей: - Мишель, у тебя чудесная супруга, но ей не хватает женственности. Аня никогда не говорила подобных слов, но по её острожным намекам Лиза догадывалась, что сестра считает её резковатой и немного неуклюжей. Княгиня вспомнила вчерашние Анины советы, как одеваться, чтоб выглядеть грациознее и изящнее, и застонала от ненависти. Эта выскочка считает, что всех перехитрила. Напрасно. Сколько веревочке ни виться, всё равно конец будет. Вот и Анне с её лицемерной добротой и ласковой снисходительностью пришел конец.

Отказавшись обедать, дрожащая от гнева княгиня велела подавать карету. Она собиралась ехать к обманщице и бросить в её хорошенькое личико справедливые обвинения…

ПРОДОЛЖЕНИЕ
Напишите мне