Холодный ветер взметнул с земли колючий снег и протяжно завыл, пугая случайных прохожих, но двое, застывшие друг напротив друга, не замечали ничего. Владимир с интересом разглядывал задравшую подбородок беглянку. Впору кидаться в ноги и молить о прощении, а Анна молчит и с презрением взирает на собственного хозяина. Словно понимает, что может из него веревки вить.
Барон помрачнел. Беглянке никогда не узнать, что она нужна ему - нужна, как воздух. Что он сходит с ума от одной мысли, что может потерять её. И что ему, храброму офицеру и любимцу дам, не хватает смелости прикоснуться к своей крепостной и узнать, так ли шелковисты и мягки её волосы, как видится затуманенным страстью глазам. Владимир нахмурился. С этим надо кончать.
Он склонился к Анне и аккуратно приподнял прозрачную вуаль. Крепостная не шевельнулась, только в глубине огромных синих глаз промелькнул страх, короткий, как зарница. Миг, и на Владимира снова взирала бесстрастная гордячка. Он едва не поежился под её холодным взглядом. Пришлось напомнить себе, кто тут хозяин, и лениво усмехнувшись, толкнуть ногой корзинку с нехитрыми припасами еды:
- Далеко собралась? Что хотела делать, когда закончится весь этот провиант? Лучше бы Варю взяла вместо Никиты. Она бы тебе хоть с голоду не дала умереть.
- Лучше умереть, чем позор! - Анна надменно передернула плечами, словно не заметив иронии.
- А про Никиту ты подумала? Я могу отправить его на каторгу за побег… - Анна побледнела, и барон понял: его слова попали в цель. Беглянка переживала за товарища и ради его свободы была готова смирить гордыню.
- Я исполню танец Саломеи, только пощадите Никиту. Он ни в чем не виноват, - молящим голосом попросила она. Владимир покачал головой, чувствуя, что ревнует к собственному холопу:
- Я передумал, танцевать не надо. Ты подаришь мне ночь. Ночь любви, - Анна вспыхнула, покраснев до кончиков ушей. – Если я останусь доволен, Никита получит свободу.
- А если нет? – Анна спросила так тихо, что Владимир не расслышал, а прочел вопрос по её губам.
- Тебе придется прийти ещё раз.
Он не сомневался, что беглянка исполнит приказ и придет. Она была слишком доброй – ко всем, кроме него. Младшего барона Корфа Анна не замечала, становясь рядом с ним холодной и равнодушной. Её нежный взгляд согревал всех домашних, только не его. Ласковая улыбка сияла кому угодно, но не будущему хозяину. Сладкие поцелуи… Владимир стиснул зубы, стараясь не вспоминать, в чьих объятиях увидел Анну. Довольно терзаться! Сегодня он получит всё. И неважно, будет любовь строптивицы правдой или умелой игрой. Он сделает Анну своей, и ей придется забыть о Михаиле.
Минуты тянулись часами. Свечи догорали, когда негромко скрипнула дверь, и гордячка появилась на пороге. Лицо её было бледно, как белоснежные кружева вдоль выреза ночной сорочки. Глаза смотрели печально и строго. Она плавно приблизилась к лежащему на кровати хозяину и серьезно посмотрела на него.
- Владимир Иванович, нам надо поговорить, - сердце барона разочарованно ухнуло, но он овладел собой и насмешливо осведомился:
- Передумали, сударыня? Тогда к чему маскарад?
Анна покачала головой.
- Нет, не передумала, но… - она замялась, - чтобы исполнить приказ, мне надо знать, что делать, а я… - ночная гостья смущенно развела руками.
Владимир шумно выдохнул, восстанавливая сбившееся дыхание.
- Не волнуйся. Я помогу тебе, - несмотря на усилия, голос звучал хрипловато. – Начнем с простого. Подойди и поцелуй меня. Надеюсь, целоваться ты умеешь?
Он хотел ядовито добавить, что сейчас проверит, чему научил её Репнин, но не смог выговорить имя счастливого соперника.
Анна кивнула и медленно склонилась к застывшему в ожидании хозяину. Если бы он закрыл глаза, ей было легче, но Владимир внимательно смотрел, словно собирался запомнить каждый миг постыдной ночи. И от пристального взгляда серых глаз Анну бросило в тягучий жар. Непослушные колени противно задрожали и стало трудно дышать. Она до боли стиснула ладони, борясь с внезапной слабостью, и велела себе смотреть на лоб барона, прикрытый непослушной челкой.
Решение было верным. Жаркая истома на миг отступила, и губы Анны благополучно добрались до губ Владимира. Она не раз целовалась с Михаилом и надеялась, что барон точно также раскроет рот и, не давая дышать, жадно прижмет её к себе. Главное, чтобы хватило воздуха, и губы не разболелись слишком сильно. Но Владимир не шевелился. Анна растерялась. На миг ей показалось, что барон издевается над ней. А может, ждет, чтобы смущенная крепостная попросила помочь? Ну уж нет! Она заставит его ответить на поцелуй!
Анна осторожно провела губами по прохладным губам Владимира. Прикосновение было приятным. Даже слишком. Так что хотелось повторять его снова и снова. И она не стала противиться желанию. Несколько ласковых движений, и упрямица с торжеством ощутила, как губы барона дрогнули и раскрылись ей навстречу. Они были упругими и неожиданно сладкими на вкус. Странно, но Анна не замечала, какие губы у Михаила. Виноватое воспоминание стало последним перед тем, как Владимир шевельнулся и непонятным образом завладел не только её покорно раскрывшимся ртом, но всеми мыслями. Он не сжимал её, не делал больно, но Анна всем своим существом ощущала, что принадлежит ему и хочет, чтобы это волшебство продлилось вечно.
Воздуха не хватало, голова стремительно кружилась, но она не просила пощады. Владимир первый отстранился и испытующе взглянул в её смущенные глаза. Анна покраснела, но не стала их отводить. Чего страшиться, когда истома успела переполнить тело и тихими вздохами срывается с налитых сладостью губ. Барон одобрительно улыбнулся и бережно погладил её по волосам, спускавшимся на плечи:
- Теперь раздень меня.
Анна покраснела ещё сильнее, радуясь, что свечи в спальной догорают, и барон не станет высмеивать её румянец. Пуговицы на его рубашке оказались тугими и никак не выбирались из петель, но Владимир не хотел помочь. Он лениво следил за мучениями Анны, то и дело пропуская сквозь пальцы шелковистые пряди её волос.
- Не спеши, - донесся до беглянки его вкрадчивый голос. – У нас впереди вся ночь. А если мне не понравится, то не одна, - многозначительно улыбнувшись, добавил он.
Анна обиженно вспыхнула. – Не волнуйтесь, Владимир Иванович. Второй ночи не понадобится, - и елейным голоском добавила: - Останетесь довольны, хозяин.
Теперь нахмурился барон. Ответ Анны резанул по больному. В ласках упрямицы нет любви. Она заплатит ими за свободу друга и выбросит из памяти позорную ночь. Барон помрачнел и хотел отстраниться, но Анна быстрым движением потянула завязку на пеньюаре, и он белоснежной волной скатился к её ногам.
