Приготовляясь к петербуржской жизни, Лиза рылась на полках домашней библиотеки и листала книги о столице, когда оглушительно хлопнула дверь, и раздался раздраженный голос Владимира:
- Андрей Платонович, если отец действительно должен Вам по закладной, Вы получите деньги в срок, но втягивать Лизавету Петровну в наши долговые разборки я не намерен. Её приданное не имеет отношения к поместью.
Предводитель уездного дворянства невнятно зачастил в ответ, но молодой барон уверенно продолжил: - Нет, и ещё раз – нет! Воспитанница моего отца не станет Вашей женой. И не надо меня пугать. Юная красавица не пара для стареющего селадона. Ежели Вы не согласны с моим утверждением, я готов принять Ваш вызов и хоть завтра стреляться на дуэли.
Забалуев примиряюще залепетал, но Лиза не слушала его. Сердце её колотилось, едва не выпрыгивая из груди. Щеки пылали от счастья. Угасшие надежды возвращались вновь. Владимир защитил её, назвал красавицей, более того, он вызвал противного Забалуева на дуэль. Из-за Лизы барон рисковал своею жизнью! Так не поступают с забытой подругой.
Лиза уже не сомневалась, что дорога Владимиру, и собиралась отплатить любовью за любовь. Уверенности прибавила случайно узнанная новость. После первых пылких месяцев женитьбы барон поостыл и начал ночевать отдельно от жены. Осталось сделать последний шаг.
Решиться на него оказалось непросто. И дело заключалось даже не в том, что Владимир был связан супружескими узами с другой. Для большинства подобная преграда стала бы неодолимой, но не для Лизы. Условности и приличия не помешали бы ей разделить судьбу с любимым. Но стоило подумать о новой подруге, и на душе становилось муторно и тревожно. Напрасно Лиза упрямо повторяла, что не она, а Анна вторглась в их роман с Владимиром, что без новоявленной баронессы Корф всё могло закончиться иначе. Отговорки не помогали. Стоило увидеть, с какой любовью смотрит Анна на мужа, и уверенность в своей правоте исчезала, словно дым.
Трудно сказать, во что бы вылились мучительные раздумья, но в минуту дружеской беседы Анна, сияя от счастья, призналась, что ждет ребенка, и Лиза с тоской поняла, зачем барону отдельная спальная. Не будь воспитанница Ивана Ивановича так занята собой, она давно бы решила нехитрую головоломку. Ларчик открывался просто. Владимир любил жену, берег её и не нуждался более ни в ком.
Никогда ещё Лизе не было так плохо. Даже после скоропалительного венчания молодого барона в ней теплилась надежда. Она давала силы жить, помогала не сдаваться и мечтать. Но надежда пропала, и из Лизы словно вынули душу. Всё стало ненужным и пустым. Былые развлечения казались бессмысленны и скучны. Скорая поездка в Петербург не радовала. По привычке Лиза спускалась к завтраку, читала Ивану Ивановичу книги, помогала Анне кроить рубашки для ещё не рожденного малыша, а там, где должно быть сердце, разрасталась болезненная пустота.
В ответ на тревожные расспросы домашних о её здоровье Лиза ссылалась на мигрени, а между тем худела и чахла на глазах. Уезжая с воспитанницей в Петербург, старый барон с тревогой раздумывал, не заменить ли столичное веселье лечением на водах, но по прибытии на место Лиза немного ожила. Перемена мест и новые знакомые помогали отвлечься от грустных мыслей. Только вечером, оставшись наедине с собой, она утыкалась лицом в подушку и беззвучно рыдала, оплакивая потерянную надежду.
Днем было легче. Прежде Иван Иванович редко ездил с воспитанницей в столицу. Во время коротких визитов они бывали в театре и заказывали для Лизы наряды в модной лавке. О приемах не шло и речи. Но на этот раз старый барон накупил воспитаннице бальных платьев и вывел её в свет. Балы ошеломили провинциалку. Музыка, шум, сияние сотен свечей, конфетти, осыпавшие всё вокруг, - Лиза едва успевала оглядываться по сторонам. Она мало танцевала – больше удивлялась и смотрела. Несколько недель она привыкала к столичной суете, стесняясь общаться с блестящими дамами и кавалерами, но первый в её жизни маскарад всё переменил.
В карнавальном костюме Коломбины Лиза чувствовала себя увереннее и смущалась меньше. Стоящий рядом кавалер в скромном домино пригласил её на долгий котильон. Боясь оконфузиться, она стала с ним в первой паре, но с первого же па всё пошло на лад. Кавалер легко скользил по натертому паркету, ведя Лизу за собою, и был неистощим на выдумки. Остальные охотно повторяли за ними новые фигуры. Когда пришла пора меняться парами, Лиза снова выбрала незнакомца в домино и была вознаграждена благодарной улыбкой. Потом их снова разлучили, и по новой моде ей следовало угадывать между «нежностью», «смелостью» и «грустью».
Два первых качества нравились Лизе, но вспомнив свои печали, она по внезапному порыву назвала «грусть». Как ни странно, под невеселым словом скрывался прежний кавалер. Они снова закружили в танце, и осторожно разглядывая незнакомца, Лиза с сочувствием думала, какие печали таятся под его беспечной улыбкой, заметной сквозь узорную маску. Прощаясь, они открыли лица и приветливо кивнули друг другу. Незнакомец назвал себя, и Лиза побледнела, угадав его печаль. Кавалер оказался князем Репниным, полгода назад брошенным невестой.
На другой день он заехал к ним с визитом, был радушно принят Иваном Ивановичем и с тех пор не пропускал ни одной, самой маленькой возможности повидаться с Лизой. Так начались их встречи. Скоро у воспитанницы барона не осталось сомнений, зачем к ним ездит приветливый и добрый князь. С каждым днем он нравился ей всё больше. Они подолгу говорили, обсуждая всё на свете, порой шалили и ребячились и, глядя, как теплеют его печальные глаза, Лиза ощущала, как сама оттаивает и согревается от счастья. Рядом с князем она забывала обо всем, но едва он уезжал, Лиза грустнела, со стыдом вспоминая о прошлом. Новая боль терзала её. Любовь к Владимиру, казавшаяся самым важным в жизни, превратилась в ребяческую забаву, имевшую, однако, совсем не детские последствия, отныне стоявшие между ней и князем.
Иван Иванович понял печали воспитанницы по-своему и, списавшись с сыном, решился. Близилось Рождество, когда он вызвал Лизу и объявил счастливую весть об её удочерении. Смахивая со щеки растроганную слезу, старик сказал, что полюбил воспитанницу как родную, и помимо отеческой заботы даёт ей щедрое приданное, так что любой жених будет рад назвать её своей. Следовало кричать от счастья, но Лиза побледнела, проклиная своё легкомыслие и недолгую связь с молодым бароном. С трудом выдавив из себя слова благодарности, она воспользовалась первым удобным предлогом, чтобы сбежать к себе и разрыдаться, понимая, что счастье было так возможно, но она всё разрушила собственными руками.
Позорная тайна стояла между ней и Михаилом. Князь считал воспитанницу барона невинной и чистой девушкой. Каково будет его разочарование, когда он убедится в обратном.
Лиза могла скрыть постыдный секрет, по крайней мере до свадьбы, но лукавить с князем, уже однажды обманутым невестой, ей не хотелось. Наконец, не смея говорить, она отчаялась на крайность.
