Готовясь к скорой выписке барона, решила я навести порядок в его комнатах и, отправив слуг убираться в спальной, зашла в кабинет, обнаружив в нем полное запустение. Возле секретера стояла переполненная корзина для бумаг. Я уже хотела приказать вынести сей мусор, когда заметила слова, видневшиеся наверху одного из скомканных листков. Каллиграфическим почерком Владимира там было начертано моё имя. Поскольку записка предназначалась мне, сочла я позволительным узнать её содержание. Прочитав первую, в смятении взялась я за вторую, третью… десятую. О господи! Все смятые и надорванные листы были ответами на моё письмо о предложении, сделанном Ильей Петровичем. Пораженная, бессильно опустилась я на пол и замерла, не веря своим глазам. Пышная юбка моя всколыхнула в воздух легкие пылинки, и они завертелись в ярких солнечных лучах, сверкая и кружа мне голову. Почти теряя сознание, сжала я виски ладонями, чувствуя, что нахожусь на краю пропасти, беззащитная пред темной и страшной её глубиной. Но страх мой вызвали не строгие отповеди с приказом сейчас же отказать доктору. Нет. Испугало меня открытие, которое несколько месяцев назад сделало бы самой счастливой.
Никогда в жизни не слышала я ни слова любви от Владимира. С детства изводил он меня своими насмешками. Даже когда подросла я, и все знакомые хором принялись расхваливать неземную мою красоту, ни один самый скромный комплимент не слетел с уст названного моего брата. Потому считала я, что сладкие ночи наши просто забава для Владимира. Ныне, ухаживая за ним и видя доброе ко мне отношение, надеялась я, что барон раскаивается в грехе, содеянном под влиянием минутного соблазна. И часто наивно мечтала, что сможем мы забыть весь этот стыд и снова стать братом и сестрой. Теперь же, читая пылкие признания Владимира в вечной его любви ко мне, не знала я, что и думать. В одном из писем клялся он, что никогда никого не любил и не полюбит кроме меня. В другом обещал, что всю жизнь посвятит мне. То умолял ждать его и не волноваться, а то опять грубо напоминал, что я его собственность и что в жизни моей будет только один мужчина – мой хозяин. Предо мной открылась такая бездна чувств, коей я и представить не могла.
Владимир любил меня, свою рабыню. Любил и стыдился позорного чувства, скрывая его от всех, даже от меня. Зная гордый и властный нрав барона, понимала я, какую боль причиняет ему непрошеная любовь. Впрочем, любовь ли это, - думала я. Разве можно столь безжалостно обращаться с человеком, который для тебя дороже всего на свете? Почему Владимир поступает с любимой своей словно с вещью? Отчего ни разу не спросил, чего хочу я, о чем мечтаю? Не находя ответы на мучительные вопросы, с ужасом поняла я, сколь безнадежно моё положение. Что барон никогда не простит мне своих мучений и ни за что на свете не признается в любви.
И верно. На секретере лежало письмо, аккуратно запечатанное перстнем Владимира и так и не отосланное из-за ранения. Я вскрыла конверт и с горечью прочла сухой приказ прекратить всякое общение с доктором. И только. Более ничего не было в сём послании. От разочарования ощутила я в груди страшный холод. Глупая, на что я надеялась? Неужели полагала увидеть нежное признание в романтическом чувстве? В истерике я расхохоталась, напугав прибежавшую служанку. Долго слуги отпаивали и успокаивали меня, так и не поняв, что приключилось. А я, слушая, как мерзко стучат зубы мои по стеклянному краю стакана, с болью думала, что не только Владимир любит меня. И я безумно люблю его. Люблю и ненавижу за то, что сотворил он со мной, навеки опозорив и лишив надежды на счастье.
С трудом придя в себя, отослала я прочь взволнованных слуг и дрожащими руками вновь взяла смятые и надорванные листки. Внимательно изучив написанное бароном, с облегчением я поняла, что о моих чувствах ему ничего не известно. Открытие сиё порадовало. Ибо теперь я знала его секрет, а он мой – нет. И пока любовь моя была неведома Владимиру, не мог он причинить мне настоящей боли. В отчаянии я подумала, что если барон узнает, как дорог мне, то не отпустит от себя никогда. На всю жизнь останусь я его рабыней. И будет поступать он со мной, словно с вещью, не думая о желаниях моих и чувствах. И ждут меня сладкие восторги по ночам, а днем горькие страдания и позор. Предложение доктора, до того не казавшееся мне серьезным, вдруг увиделось единственным спасением. Только замужество могло защитить меня от новых унижений. Но как добиться сего? Подумавши, решила я использовать в целях своих князя Репнина, давно уж выказывавшего мне искреннюю симпатию.

И вот, встретивши князя в госпитале, согласилась я на галантное его предложение проводить меня домой. Вечер стоял теплый и ласковый. Мы шли не спеша, вдыхая сладкий аромат трав, согретых жарким, южным солнцем. Михаил Александрович искренне радовался выздоровлению друга и пел дифирамбы моим заботам, которые, по мнению его, поставили барона на ноги. Восхищенно посмотрев на меня, князь произнес, что и сам готов на любые муки, лишь бы раны его врачевала подобная красавица. И вздохнув, добавил, что завидует Владимиру, имеющему столь прелестную и преданную невесту. При сих словах я покачала головой и уверила князя, что он ошибается. Что жених у меня есть, но это вовсе не барон, а наш уездный доктор. И, глядя, как всё более вытягивается от удивления лицо князя, рассказала, что хотя отец Владимира вырастил меня и дал достойное воспитание, но остаюсь я крепостной. Что жених хочет выкупить меня на волю, но барон, в чьих руках судьба моя и счастье, не дает на то своего согласия.
Князь долго молчал, приходя в себя после моей истории. А потом изумленно пробормотал, что был уверен в наших с Владимиром нежных чувствах. Я отвечала, что странно было бы, если б я не любила сына своего благодетеля и не приложила все силы, чтоб помочь ему. А вот Владимир Иванович не столь хорошо относится ко мне. Ещё в детстве не был он доволен, что крепостная воспитывается, словно его сестра. И ныне отказывает мне в вольной, которая сделала б меня счастливейшей из смертных. Пораженный услышанным до глубины души и будучи от природы человеком отзывчивым, Михаил Александрович тут же предложил своё содействие и обещал завтра же переговорить с Владимиром. Выказывая искреннее сочувствие, князь сопроводил меня до дому и даже пытался поцеловать ручку, но я отказалась, напомнив ему о своем положении.

На другой день с замиранием сердца подошла я к палате Владимира. Не оставляла меня надежда, что барон постыдится вести себя недостойно в глазах друга, мнением которого, как поняла я, он сильно дорожил. Михаил Александрович уже был на месте, и из комнаты доносилась его громкая и взволнованная речь. Я затаилась у двери, решив забыть благородные привычки, неуместные у рабыни. Разговор шел довольно откровенный, ибо князь с укоризной произнес, что положение крепостной самое ужасное для девушки, воспитанной как дворянка. И что Владимир должен дать мне вольную. В ответ ему прозвучал ироничный голос барона. – И зачем Анне вольная? Чтобы она наделала глупостей, выйдя замуж за старого, занудного доктора?
Но защитник мой не дал себя смутить. – Почему ты думаешь, - возразил он, - что она не любит жениха своего? Конечно, доктор сей не столь великолепен и неотразим, как Владимир Корф, без усилий разбивающий сердца любых светских красавиц. Но Анна не похожа на них. Такой возвышенный ангел, как она, ищет в мужчине добрую душу и чистые помыслы.
Владимир устало отмахнулся от упреков друга и попросил не учить его, поскольку, выросши со мною вместе, хорошо знает, что лучше для меня. Однако, князь не сдался и уверенно сказал, что я мечтаю о вольной. И что барон, как благородный человек, после всех моих самоотверженных забот просто обязан меня освободить. Выслушав сию прочувствованную тираду, Владимир хмыкнул и ответил, что князь может считать его кем угодно, хоть негодяем, но только я и дальше буду жить по-старому, как при его отце. Репнин на миг затих, а потом с укором произнес, что Владимир разрушит мою жизнь. - Подумай, что будет, если эта красавица останется твоей рабыней? Я же вижу, Володя, какими глазами ты смотришь на неё.
Я замерла, в волнении ожидая ответа барона. И через миг услышала бархатный его голос. Ничем не отрицая своих намерений в отношении меня, Владимир насмешливо спросил друга, что бы сделал тот, если б я была его крепостной. – Представь, что сей ангел принадлежит тебе, - вкрадчиво начал он. - И можешь ты, когда захочешь, гладить мягкие золотистые локоны, обнимать нежные, хрупкие плечи, целовать сладкий розовый ротик, и что это вовсе не противно твоей красавице. Неужели бы ты отдал Анну старику, лишь для того, чтоб сохранить приличия? А? Ответь честно. Не отводи глаз.
В наступившей тишине я услышала, как скрипнула кровать под повернувшимся Владимиром. Где-то далеко хлопнула дверь. А князь всё молчал и молчал. С разочарованием поняла я, что попытка повлиять на Владимира не удалась и всё напрасно. Что красота сослужила мне дурную службу. Ибо Михаил Александрович, представивши соблазнительную картинку, быстро забыл о своем благородстве и обещаниях. И ничего не возразил другу, молчаливо подтверждая, что и сам на его месте поступил бы не лучшим образом. От обиды слезы покатились по моим щекам. В конце концов, раздался жалкий лепет князя, что когда-нибудь Владимиру понадобится наследник. Он женится и разобьет мне сердце. На это барон спокойно возразил, что собирается остаться холостяком до самой смерти. А я вполне способна нарожать ему детей, коих он усыновит, как это принято в свете. Не в силах более слушать, как обсуждают меня, словно племенную кобылу, выскочила я из госпиталя и побежала домой.
Закрывшись в спальной, упала я на кровать и долго лежала без сил, с холодным отчаянием осознавая, что Владимир всё уже решил для себя. Он предусмотрел даже, как поступит с будущими нашими детьми. Не подумал он лишь обо мне. Чувства рабыни его не интересовали. Впервые пожалела я о том, что хороша собой. Ибо зачем красота рабыне? Лишь для того, чтоб ублажать хозяина своего, кем бы он ни был. Даже князь Репнин, казавшийся столь добрым и благородным, признал, что не удержался бы и вел себя, как его друг. Так не должна ли я быть счастлива, что хозяином моим оказался Владимир? Ведь лишь его одного мечтаю я видеть рядом. Лишь его серые глаза снятся мне по ночам и лишают покоя. С обидой вдруг вспомнила я, сколь неотразимым счел себя барон. Он даже не сомневался, что захочу я быть с ним, а не с доктором. Досаднее всего было, что это правда. Плача от собственного бессилия я подумала, что может и не надо мне бороться. Разве не люблю я хозяина своего? Разве не хочу принадлежать ему душой и телом? И что лучше: обвенчаться с нелюбимым или жить в грехе с тем, кто дороже всего на свете? Ответа на сей вопрос, я не знала.

И не знаю его, милая моя сестрица, до сей поры. Счастлива я, что не пришлось мне делать горький сей выбор. Ибо даже врагине не пожелаю оказаться в сходной ситуации… Через день Владимира выписали из госпиталя, и, находясь в растерянных чувствах, я натворила много ошибок, кои, в конце концов, послужили мне во благо. Но об этом, ангел мой, напишу я тебе в последующем письме.

Жду ответа, милая сестричка. Пиши подробно обо всех делах своих и думах. Надеюсь, что ныне ты счастлива, как ранее уверяла меня. Целую тебя.
Любящая сестра Анна.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТУТ
Напишите мне