13 июня 1843 года

Дорогая сестричка!

Если б ведала ты, сколь любезно мне читать милое твоё послание. Как отрадно узреть мир и согласие, воцарившиеся в семье вашей. Береги сию гармонию, ибо создать её непросто, но разрушить весьма легко. Молю бога о том, чтоб миновали тебя горести, кои пришлось изведать и Лизоньке, и мне. Не знала я, что Лиза поведала тебе, душа моя, о печальных событиях, случившихся с ней тем далеким летом. Ты спрашиваешь, помню ли я об них? Разумеется, в памяти моей сохранилось всё до мельчайших подробностей. Разве можно забыть, как испуганная Лизонька в разорванном платье прибежала к нам в усадьбу и умоляла укрыть её от Андрея Платоновича? С младенчества были мы лучшими подругами и привыкли поверять друг другу детские, а затем и девичьи секреты. Замужество Лизы, совпавшее по времени с печальной кончиной Ивана Ивановича, на время разлучило нас, но не отдалило души и сердца. Разумеется, не могла я не помочь Лизоньке, кою почитала за сестру.
В доме нашем была секретная комната. Ещё детьми мы с Владимиром обнаружили тайное сие укрытие, пыльное и никем не используемое. Начитавшись романов про рыцарей, частенько играли мы там, представляя усадьбу нашу старинным замком. Трудно было бы изыскать лучшее место, чтоб спрятать Лизу. Лишь успела я укрыть там милую мою подружку, как пожаловал Андрей Платонович.
Боже, Сонечка, каким мерзким он мне показался. Как хорошо, что Лизонька сумела не допустить противного старика до себя, пригрозив, что расскажет маменьке о его бедности. Но мерзавец, женившись только из-за денег, всё же не удержался и по прошествии времени стал домогаться прелестницу-жену, пытаясь взять её силой. Слава богу, что Лиза не растерялась и, разбив саксонскую вазу о его плешивую голову, сбежала. Не надеясь на помощь маменьки и папеньки, обратилась она ко мне, своей единственной и последней надежде. Смела ли я обмануть её ожидания?
Понимая, что решается судьба подруги моей, придала я себе вид спокойный и радушный, стараясь быть любезной с Андреем Платоновичем. К счастью, старый лис был сильно взволнован и ничего не заподозрил. На расспросы мои он отвечал, что потерял жену на лесной прогулке и ныне её разыскивает. Изобразивши всем своим видом горячее участие, предложила я послать людей на поиски, но Забалуев отказался и лишь просил уведомить его, ежели что-то станет известно.
Проводив Андрея Платоновича, поспешила я к милой подруге, размышляя, как нам быть далее. Лизонька от души порадовалась, что муж её уехал, и тут же попросила о другой услуге. Хотела она, чтоб поехала я в табор, стоящий на земле Забалуева, разыскала цыгана со странным именем Седой и рассказала ему об случившемся. Я засомневалась, возможно ли довериться незнакомому человеку. Но Лиза поклялась, что давно знает Седого и тот ни за что не предаст нас. Согласившись, велела я конюху нашему Никите оседлать лошадей и под видом прогулки отправилась в табор. Седой о ту пору был в отъезде. Сестра его Рада сказала, что брат вскорости будет обратно, и предложила погадать на суженого-ряженого. Я грустно ответила, что у меня нет никого. Но цыганка усмехнулась и, лукаво покачав головой, промолвила, что её не обмануть. Под пронзительным взглядом Рады стало мне не по себе, и, не желая пререкаться, протянула я руку сей прорицательнице. Она долго разглядывала маленькую мою ладошку, а потом возвестила, что с ненаглядным моим недавно случилась беда и что нынче же получу я о том известие. А потом добавила, чтоб я не горевала сильно, потому что линия любви на ладони моей длинная и ждет нас много счастья. Я не поверила хитрой цыганке, но дала ей золотую монетку, кою Рада приняла с удовольствием, пообещав, что гадание её верное.
Тут вернулся Седой. Прямое и смелое его поведение сразу понравилось мне, и я, отбросивши сомнения, рассказала обо всем. Услышав о Лизиной беде, решил он тотчас забрать подругу мою и спрятать в таборе, сказав, что опасно оставлять её в усадьбе. Я противилась изо всех сил, но Седой не послушался и оказался прав. Только успел он увезти милую мою подругу, как приехала маменька, разыскивавшая Лизу, и умоляла сказать, нет ли её у меня. Боюсь, если б Лизонька ещё оставалась в доме, я не осмелилась бы на обман. Но благодаря Седому, ложь моя не понадобилась.
Оставшись одна, я с трудом успокоилась и подумала, что теперь смогу передохнуть. Но новая, самая горькая беда уже стояла на пороге, спрятавшись под радостной личиной долгожданного письма от Владимира. Лишь увидела я конверт, подписанный незнакомым почерком, так сразу заподозрила недоброе. Дурные мои предчувствия подтвердились. Незнакомый князь Репнин писал, что барон Корф тяжело ранен в бою, что врачи опасаются за его жизнь и что следует нам готовиться к худшему. Отказываясь верить страшной вести, снова и снова перечитывала я скупые строки. Но ошибки не было. Там, далеко на Кавказе умирал самый близкий мне человек. Все обиды разом улетучились из памяти. Осталось лишь горячее желание оказаться рядом с Владимиром, не взирая ни на какие запреты и сложности. К счастью, управляющий наш, узнав, что барон при смерти, не стал препятствовать возможной своей хозяйке. К вечеру были у меня необходимые документы и, взяв с собой слуг и достаточно денег, отправилась я в дальний и неведомый край.

Ехали мы почтовыми, почти нигде не останавливаясь на ночь, а лишь меняя усталых лошадей. Через два дня лес за окном кареты поредел, начал исчезать и постепенно превратился в степь. А после недели бешеной скачки впереди показались горы. Поначалу не заметила я многоцветных вершин, приняв их за облака. Лишь когда ямщик громко возвестил о приближении нашем к Пятигорску и указал на горную гряду вдали, поняла я, что почти достигла цели своего путешествия. От волнения слезы, все эти дни не оставлявшие глаза мои, высохли как по волшебству. Сердце на миг замерло, а потом заколотилось в груди, громко повторяя, что скоро я увижу Владимира. Не желая тратить ни секунды драгоценного времени, принялись разыскивать мы госпиталь, в котором находился барон. Было утро, но редкие прохожие сразу же указывали нам путь. Вскоре стояла я на пороге двухэтажного кирпичного здания, тревожно вдыхая тот особый больничный запах, который не спутаешь ни с чем. Дежурившая сестра печально посмотрела, услышав, что я разыскиваю барона Корфа, раненого две недели назад. И в голове моей безжалостной молнией сверкнула жуткая мысль, что случилось непоправимое. Видимо, я сильно побледнела, потому как женщина насильно усадила меня и дала нюхательной соли, приговаривая, что барон жив, но состояние его крайне тяжелое, что потерял он много крови и находится сейчас в горячке. Хоть новость сия была не из разряда радостных, но душа моя возликовала. И встав, я попросила поскорее проводить меня к Владимиру. По дороге женщина принялась расспрашивать, кто я и кем приходится мне раненый. Я отвечала, что зовут меня Анна и что я воспитанница отца барона. Тогда сестра грустно промолвила, что в бреду Владимир часто называет моё имя, и что она надеется, что появление моё окажет на раненого благое действие.
Хоть за последние месяцы привыкла я общаться с больными и много раз перевязывала тяжелые раны, но всё равно вздрогнула, увидев сколь плох Владимир. Бинты, сквозь которые проступала кровь, покрывали голову его и грудь. Был он так бледен, что казался белее своих повязок. Красивые черты лица заострились, словно состарившись раньше времени, и барон напоминал более отца своего, чем самого себя. В отчаянии упала я на колени возле постели Владимира и прижалась губами к холодной и недвижной его руке. Так и застал меня князь Репнин, каждый день приходивший к другу. Все мысли мои были лишь о Владимире, потому появление незнакомца не смутило меня. Поднявшись с колен и узнав, кто передо мной, я машинально представилась и поблагодарила за письмо. Потом обратилась к сестре и испросила разрешения остаться в госпитале, чтобы ухаживать за Владимиром, уверяя, что имею некоторый опыт. И что если надобно, я готова следить и за другими ранеными. Та проводила меня к доктору, который, коротко переговорив со мной, тут же дал согласие. Так начался месяц, переполненный надеждами вперемешку с отчаянием. Ибо барону то становилось лучше, то снова жестокая горячка охватывала его, ввергая в бездну беспамятства. Я старалась неотлучно находиться при Владимире, ухаживая за ним, словно за ребенком. Часто слышала я, как в бреду зовет он меня и просит прощения. И ласковым голосом в ответ повторяла, что все обиды давно позабыты. Не знаю, слышал ли меня барон, но присутствие моё, и правда, благостно действовало на него. Обыкновенно после нежных моих утешений он успокаивался и погружался в мирный сон.
Лишь через неделю сознание Владимира ненадолго прояснилось, и он, изумившись, понял, что это действительно я пою его с ложечки. Взяв ладонь мою в недавно сильные, а ныне ослабевшие руки, прижался он потрескавшимися губами к пальцам моим и просил побыть с ним рядом. Я плача отвечала, что уже неделю живу в госпитале, и что не оставлю его ни на миг, пока он совсем не поправиться. И это была чистая правда. Я неотлучно находилась при Владимире, всё своё время посвящая ему, ибо другим раненым не понадобилось моё внимание. Князь Репнин отдал мне ключ от дома барона, но я даже не заглянула туда. Слуги, поселившись там, навещали меня и приносили всё необходимое. Ночевала я поначалу в кресле рядом с Владимиром. Но через несколько дней, видя упорное моё нежелание оставлять барона на ночь одного, мне поставили маленькую койку, отгородив её занавеской. Там я и отдыхала, чутко прислушиваясь к неровному дыханию и тихим стонам Владимира. Долгожданное улучшение случилось к началу третьей недели, когда жар окончательно спал, и барон быстро пошел на поправку. Скоро начал он садиться в постели, кушать с аппетитом, шутить над своим беспомощным состоянием и настойчиво отсылать меня отдохнуть дома, добавляя, что волнуется, как бы я сама не заболела. Осознав, что жизни барона уже ничто не угрожает, наконец, почувствовала я страшную усталость и послушалась его совета.
Если бы ты знала, Сонечка, как приятно было мне погрузиться в теплую ванную, смывая переживания и усталость последних недель. Как весело наряжаться перед зеркалом в любимые платья. Сколь интересно разглядывать маленький домик, в коем Владимир жил последние месяцы. К несчастью, денщик барона погиб, и нам самим приходилось устраиваться, с трудом отыскивая необходимые вещи. Я переночевала на гостевой половине, подготовленной для меня слугами. Сладко выспавшись, поспешила я обратно к Владимиру. Барон уж проснулся и заулыбался мне навстречу, восхищенно сказав, что после краткого отдыха красота моя сияет ярче прежнего. Видя бодрое его состояние, я поначалу обрадовалась, но потом ощутила смутное волнение. Чем веселее и здоровее становился Владимир, тем тревожнее было мне рядом с ним. Начала я стесняться прикасаться к нему. А барон как назло требовал, чтоб его перевязывала только я. С улыбкой наблюдал он моё смятение, всё более напоминая насмешливого и бесцеремонного Владимира, столь знакомого мне.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТУТ
Напишите мне