Даже сейчас, по прошествии времени, не хочется вспоминать, в сколь ужасном состоянии духа я проснулась. Ночью снились мне кошмары, но все они померкли подле реальности, коя встретила меня поутру. Раскаяние, ужас и отвращенье охватили мою душу. Но противен мне был не Владимир, мирно дремлющий рядом и во сне похожий на беспечного мальчишку. Нет, исполнилась я омерзением к самой себе. Чувство это было столь сильно, что не могла я без содрогания даже прикоснуться к телу своему. Стремясь избавиться от сей гадливости, я потихоньку встала и велела приготовить ванную. Как обычно горничная хотела помочь, но я довольно резко отослала её прочь, приказав не беспокоить меня. И, взяв мочалку, принялась яростно тереть тело, пытаясь смыть с него память о вчерашней ночи. Вода уже остыла и почти заледенела, а я всё не могла остановиться, продолжая бесплодные попытки. В таком состоянии и обнаружил меня Владимир. Увидевши, что творится со мною, барон ужаснулся и решил, что рассудок мой помутился из-за преступной его страсти. Взяв одеяло, осторожно вынул он меня из ванной и, укутав, отнес обратно в постель. Велел приготовить горячего чаю и проследил, чтоб выпила я его до дна. Растер дрожащее моё тело и сел рядом, терпеливо дожидаясь, чтоб я согрелась и хоть немного пришла в себя.
Увидев, что щеки мои порозовели, а взгляд стал осмысленнее, барон начал ласковые свои увещевания, умоляя, более так не поступать и поберечься. Но я не желала его слушать. Позорная ночь вновь встала пред моими глазами, и в истерике принялась я вспоминать Владимиру все его грехи. И то, как когда-то не внял он моим мольбам, насильно лишив девичества. И то, как вчера, не слушая жалобных просьб, заставил предаться страсти с родным братом. И мерзкие его рассказы о Птолемеях. И всё-всё, что только приходило мне на ум, опрокинула я на голову растерянному Владимиру. Барон то краснел, то бледнел, виновато слушая упреки. Один раз хотел он что-то сказать, но я тут же его перебила, ядовито воскликнув, что устала от запоздалых извинений, кои и так помню наизусть. Тут Владимир совсем сник. Отведя в сторону потухшие глаза, он в замешательстве замер, более не перебивая торопливую и злую мою речь. А я все говорила и говорила ужасные слова, и никак не могла остановиться. Наконец, в истерике я прокричала, что более не хочу видеть барона. Чтобы не смел он даже приближаться, не то что прикасаться ко мне. И что не позволю я обращаться с собой, как с наложницей, делая предметом мерзкого вожделения.
Услышав гневные мои пожелания, Владимир молча встал и, дрожа, как в ознобе, пошел прочь. На пороге барон оглянулся, пытаясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова. Взявшись за дверь, он внимательно смотрел на меня, словно запоминал. От странного взора в груди моей стало холодно, а гнев куда-то испарился. Владимир меж тем медленно закрыл дверь, и в опустевшей комнате повисла тревожная тишина. В недобром предчувствии вскочила я с постели и лихорадочно принялась одеваться. Потом, видя, что туалет мой занимает слишком много времени, накинула шаль на незашнурованное платье и выбежала вслед за бароном. Поначалу искала я молча. Но, не найдя Владимира ни в гостиной, ни в кабинете, ни в какой другой комнате, испугалась и стала громко его звать. Жалобные крики всполошили дворню, сбежавшуюся со всего дома. И кучер наш Никита сказал, что видел барина, идущего на конюшню. Со всех ног бросилась я туда, моля бога уберечь Владимира от беды.
И господь внял моим молитвам. Когда, открыв тяжелую дверь, громко позвала я барона по имени, из полумрака донесся легкий стук. Поворотившись на него, успела я заметить, что Владимир торопливо спрятал за скамьей пистолет. Потом хмуро повернулся он ко мне и, глядя исподлобья, стал молча ждать моих слов, как осужденный ждет приговора перед казнью. Но от бега и волненья дыхание моё перехватило, и не могла я произнести ни звука. Тогда, боясь потерять драгоценное время, кинулась я к Владимиру и, крепко обняв, начала покрывать плечи его и шею поцелуями. А он всё стоял, как заледенелый, и не отвечал на ласки. Но тут голос ко мне вернулся и, рыдая, принялась я вымаливать прощение за жестокие слова, клянясь в вечной любви и уверяя барона, что я не сестра ему. От жарких поцелуев и пылких признаний Владимир, наконец, оттаял. Положив руки мне на плечи, посмотрел он в заплаканные мои глаза и тихо сказал, что не должна я извиняться. Что хорошо знает он свои грехи и хочет лишь одного: видеть меня счастливой. Потому сделает всё, что только я пожелаю.
Сквозь слезы, я отвечала, что желание у меня одно: быть с ним вместе. И что хочу я, чтоб барон разрешил мне помогать ему в поисках. Ибо верю - вот-вот откроется истина, и сумеем мы опровергнуть страшное родство. Сии слова оказались пророческими. Тем же днем от давнего друга Ивана Ивановича пришло письмо, кое пролило свет на неизвестные страницы из жизни Надин и, в конце концов, привело нас к счастливому финалу. Но случилось сиё только вечером. А пока, обняв Владимира, позволила я ему взять меня на руки и, нежно целуя, отнести в дом. По дороге я думала, что отныне буду беречь барона и более никогда не расстрою злыми упреками. А ещё, что на всякий случай прикажу слугам убрать подальше всё оружие.

На этом, милая сестричка, прерву я свой рассказ, обещая завершить его в следующем письме.
Жду твоего ответа. Крепко целую. Береги себя, мой ангел.
Любящая тебя сестра Анна.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТУТ
Напишите мне