Анна, или история счастливой наложницы, рассказанная ей самой.  

Письмо седьмое
15 августа 1843 года


Дорогая Сонечка!

Наконец-то, пришло долгожданное твоё письмо. Как же рада я узнать восхитительную новость о том, что ныне пребываешь ты в тягости. От всей души поздравляю тебя, дорогая сестричка! По скромному моему мнению нет большего счастья для женщины, чем стать матерью. Скоро узнаешь ты, сколь приятно чувствовать, как растет в тебе маленький ангелочек, как начинает он задорно шевелиться, и ощущаешь ты под сердцем резвые толчки крошечных ножек. А сколь сладостно впервые взглянуть во внимательные глазки малыша, и с умилением понять, до чего похожи они на прекрасные очи твоего возлюбленного. Какое блаженство прижимать к груди нежное, теплое тельце, пахнущее молоком и фиалками, и слушать веселые удары маленького сердечка. Милая сестричка, обещаю тебе великое множество подобных радостей, кои украсят и сделают божественно счастливой твою жизнь. Столь многое хочется рассказать мне тебе и посоветовать. Жаль, что дела службы призывают супруга твоего в Петербург, и вы не погостите у нас. Я так надеялась увидеться с тобою и поговорить tete a tete обо всех делах, особливо обсудив грядущее твоё материнство. Что ж, придется снова доверять мысли и чувства равнодушной бумаге, ибо в ближайшие месяцы сможем мы общаться лишь посредством пера и чернил.

Порадовав меня счастливой вестью, ждешь ты рассказа о семейных тайнах и удивляешься, почему до сих пор в них не посвящена. Не обижайся, дорогая, что матушка не открыла тебе невеселых подробностей моего воссоединения с семьёй. Возможно, мне тоже не стоило омрачать грустным рассказом безоблачное твоё существование. Но боюсь я, что в Петербурге встретишь ты женщину, принесшую столько горя и нашей матушке, и Владимиру, и мне. Посему, хочу я, чтоб знала ты правду и держалась подальше от сей завистливой и злобной особы. Ибо нет никого опаснее, чем женщина, не пощадившая ради порочных своих капризов ни сестры, ни племянника, ни даже родной дочери.
Чтобы сразу перейти к грустным событиям, пропускаю я счастливый год, за который появился первенец наш Ванечка. Знаешь, никогда я не думала, что Владимиру понравится мирная сельская жизнь. Но барон всей душой наслаждался размеренным её ходом. Много и с охотой занимался он хозяйством, всё более процветавшим его трудами. Уединение не тяготило ни меня, ни Владимира. В счастье нашем хватало нам общения друг с другом. Не желая лгать и делать тайну из простого моего происхождения, предпочитали мы вовсе не появляться в обществе, кое всё равно бы не приняло бывшую крепостную. Впрочем, не все, узнавшие мою тайну, отвернулись от нас. Владимир всегда ценил, что друзья отца его, Долгорукие, по-прежнему приглашали нас в гости, на семейные праздники и просто так. Лизонька к тому времени распрощалась с постылым браком, доказавши с помощью Седого двоеженство супруга своего. Дружба наша с ней продолжалась. Именно я познакомила добрую мою подругу с нынешним её мужем, князем Репниным. Поскольку вскоре после отъезда нашего с Кавказа Михаил Александрович был переведен в столицу и назначен адъютантом наследника. По старой дружбе продолжал он навещать нас и даже стал крестным отцом Ванечки.
Дни наши были похожи один на другой, но ни на что на свете не променяли бы мы сего однообразия, так нелегко добытого нами и потому ценимого столь высоко. По утру, как и ныне, просыпались мы рано и подолгу нежились в объятьях друг друга, болтая обо всем на свете. И часто сами не замечали, как легкие поцелуи становились все жарче, а ласки всё откровеннее. Впрочем, нередко Владимир пробуждался первым. Ибо я столь люблю понежиться в объятиях утреннего Морфея, что вполне заслужено в своей семье прозываюсь милым твоим именем. Супруг мой, однако, никогда не расстраивался, что жена его такая соня. Напротив, нравилось ему притворяться сладким сновидением, лукаво пользуясь моей беспомощностью. И частенько открыв взор, сомкнутый негой, я в смятении обнаруживала, что блаженные стоны мои вызваны отнюдь не ночными грезами, а нескромными ласками любимого. Но разве могла я сердиться на милого бесстыдника, дарящего мне неизъяснимое блаженство? Тем более, что пару раз и мне удалось, проснувшись пораньше, взять реванш таким же сладким способом.
К завтраку спускались мы довольно поздно, зато радовали Варвару хорошим аппетитом. А после утренней трапезы шли в детскую к сыну. Ванечка рос и каждый день баловал нас радостными переменами. То восхищались мы агуканьем нашего малыша, то умилялись, видя, как начинает держать он головку и лежать на животике. Постороннему глазу сиё показалось бы сущей мелочью, но нам, родителям, доставляло невероятное удовольствие. Скоро и ты, сестричка, познаешь материнские радости и тогда легко поймешь, сколько счастья дарят нам драгоценные наши ангелочки. И как быстро летит время рядом с ними. Так что ты вдруг с сожалением обнаруживаешь, что малышу пора спать, а тебе идти по своим делам. А дел этих было немало и у меня, и у Владимира. К тому же повседневные заботы муж мой совмещал с написанием мемуаров, кои ныне изданы под названием «Кавказские дневники» и нашли признательного своего читателя. Не одно благодарное письмо получил Владимир, упорно не признающий литературного своего таланта и решившийся на писательский труд лишь для того, чтоб отдать должное памяти товарищей. В сих мемуарах есть и мой скромный вклад. Ибо не раз помогала я Владимиру и записывала новые главы под его диктовку. За приятным этим занятием узнала я о муже много нового и стала уважать ещё более.
А как благодарна я барону за поддержку и помощь в садоводческих моих фантазиях. Парк наш, коим ты столь восхищаешься, не всегда был похож на сказочное королевство. Пришлось приложить немало сил, чтоб достичь нынешнего его великолепия. Зато как счастливы мои малыши, резвящиеся ныне на прелестных лужайках, бегающие по тенистым аллеям и играющие в прятки среди затейливых водопадов и волшебных гротов. Глядя на беззаботную их радость, невольно горжусь я плодами наших трудов. Среди новых увлечений не забывала я про привычные и дорогие сердцу. И потому продолжала брать уроки музицирования. Уже не хотела я заслужить всеобщее поклонение, но дороже любого успеха было мне восхищение, кое горело в очах Владимира при звуках пения моего. Впрочем, не менее любил он хореографические этюды, в коих был и остается единственным моим зрителем. И счастлива я, что могу украсить дни его и ночи умениями своими.
За веселыми забавами и приятными делами время проходило незаметно. Когда спускались сумерки, и Ванечка сладко спал в своей кроватке, садились мы ужинать при свечах. И тусклый их свет казался ярче от блеска очей наших, предвкушающих вечернее блаженство. В общем, жизнь текла мирно и счастливо, пока хмурым ноябрьским утром, спускаясь из детской в гостиную, услышала я, как Владимир возбужденно кричит на кого-то. Поначалу решила я, что ругает он слуг, и недоумевала, что же надо было натворить, чтобы вывести из себя доброго моего супруга. Но, войдя в залу, с удивлением обнаружила рядом с Владимиром элегантную рыжеволосую даму.

Женщину эту я ранее никогда не встречала. Но красивые и резкие черты лица её показались мне знакомы. Увидевши меня, дама улыбнулась и, приветливо поздоровавшись, хотела обнять. Но Владимир преградил ей дорогу. С мрачной угрозой он отчеканил, что не желает слушать чушь, пришедшую в голову сумасбродной особе. И что ежели дама сейчас же не покинет наш дом, то её выставят слуги. В ответ незнакомка ядовито усмехнулась и, манерно растягивая слова, сказала, что не ожидала иного приема. Ибо Вера, мать Владимира, приучила его ненавидеть собственную тетушку. И что она никогда бы не переступила порог ненавистного дома, если б долг не обязывал её открыть ужасную правду и спасти от смертного греха собственную дочь. Ибо легко может она подтвердить всё, сказанное Владимиру. С этими словами дама гордо прошествовала мимо разъяренного моего супруга и направилась в сторону кабинета, а я, наконец, догадалась, что это Надин, тетка Владимира. Женщина со скандальным характером и ещё более скандальной репутацией. В семье нашей не принято было упоминать о ней. Посему знания мои этим ограничивались.
В кабинете Надин подошла к секретеру и открыла тайник, который, судя по напряженному лицу супруга моего, не был ему известен. Вытащив сверток, передала она его Владимиру, и сердце моё сжалось от страшного предчувствия, когда увидела я, как напрягся и побледнел муж, читая неведомые бумаги. Изучив их, он долго молчал, а потом хрипло спросил: почему отец ничего ему не говорил. Надин хмуро ответила, что Иван Иванович знал, сколь ненавидит Владимир свою тетку, и посему боялся, что чувство это перенесет он на неповинную ни в чем девочку. Но если бы старый барон знал, чем закончится его молчание, то, не задумываясь, открыл бы грустную тайну. Тут Надин громко вздохнула и сказала, что сама в ужасе от случившегося и прекрасно понимает собственную вину. Но Иван столь хорошо заботился обо мне, что она перестала следить за семейными событиями, во всем понадеявшись на него. И что ныне видит она лишь один выход: забрать меня с собою в Париж, чтобы никогда более не видела я Владимира. Ничего не понимая, я в тревоге спросила у мужа, что происходит. Но Надин ответила за него. Елейным голоском она произнесла, что я её дочь, и посему наш брак с Владимиром невозможен…
Если бы ты знала, Сонечка, как не хотелось мне верить, что сия неприятная особа – моя мать. Но молчание барона говорило обратное. Потому, смирившись разумом с невероятной новостью, я просто вежливо возразила, что брак между кузеном и кузиной вполне возможен. А нам с Владимиром непременно дадут разрешение, ибо мы уже обвенчаны и есть у нас сын. Но Надин мрачно покачала головой и, назвав меня глупышкой, наставительно сказала, что дело вовсе не в том, что у нас с Владимиром матери - родные сестры, а в том, что и отец у нас один. Потому должна я немедленно расстаться с бароном и покинуть дом, в коем брат живет в греховном браке с родной сестрой. Словно молнией пронзило меня от этих слов. В испуге поворотилась я к Владимиру, взглядом умоляя сказать, что всё это ложь. Но муж мой всё так же безмолвствовал. Широкие его плечи поникли. Гордая голова опустилась. А в очах было столько боли и отчаяния, что сердце моё заныло от жалости и страха пред грядущим. Не в силах видеть страдания любимого, отвела я взор в сторону и с удивлением заметила, что Надин с злорадным торжеством наблюдает мучения Владимира. А когда принялась она с явным удовольствием упрекать окаменевшего мужа моего во всех грехах, вдруг поняла я, насколько Надин ненавидит родного племянника. И, осознав это, решила, что не позволю сей злобной особе (кем бы она ни была) радоваться нашему горю.
Холодно посмотрев на предполагаемую матушку, я громко сказала, что никуда с ней не поеду. Ибо кем бы ни оказался Владимир, он всегда останется для меня самым родным и дорогим человеком. Надин не ожидала столь резкого отпора. Посему на миг она замерла, изумленно подняв темные брови, затем хмыкнула и безапелляционно проговорила, что я ещё молода для подобных решений, и следует мне прислушаться к мнению матери. Но я резко ответила, что не могу считать матерью женщину, которую вижу первый раз в жизни и к коей не испытываю никаких чувств. При сих словах глаза Надин злобно сверкнули, а из капризно изогнутого ротика полетели угрозы, что господь покарает меня за грехи, если останусь я с Владимиром. Но я, не растерявшись, возразила, что бог всё видит и потому знает, что мы ни в чем не виноваты. И что, напротив, Владимир показал истинное благородство, женившись на собственной крепостной. И ежели он, и правда, мой брат, то смело я вверю свою судьбу ему, а не новоявленной матушке.
Слушая нашу перепалку, Владимир начал потихоньку приходить в себя. И даже пару раз усмехнулся над злобствованием Надин. Ибо явственно было видно, как хочет она поссорить нас и как бесится от собственного бессилия. Видя, что запугивания не помогают, Надин решилась на крайнюю меру и пригрозила, что раскроет нашу тайну всему свету. Но тут Владимир совсем опомнился и снисходительно проговорил, что Надин слишком любит себя, чтоб решиться на подобное. И так репутация у неё скандальная. А после сего известия, её просто перестанут принимать в обществе. Нам же с нашей уединенной жизнью вовсе не страшны злобные нападки. Посему сейчас позовет он слуг, чтоб те с позором выставили её вон. Увидев, какой беспощадной решимостью горят очи Владимира, Надин ретировалась и, стараясь не показать своего страха, покинула комнату. А муж мой, всё ещё дрожа от гнева, громко отчеканил ей вслед, что Надин не удастся разрушить нашу жизнь, как разрушила она жизнь его матери. И что не верит он ни на йоту в фальшивое тетушкино беспокойство об нас. Ибо если б она любила свою дочь, то не оставила бы без материнской заботы. Последние слова мужа прозвучали для меня откуда-то издалека, словно сквозь туман. Ибо от страшного разговора я столь обессилела, что стоило Надин уйти, как спасительное беспамятство обрушилось на меня, укрыв темной пеленой от всех забот.


ПРОДОЛЖЕНИЕ ТУТ
Напишите мне

Hosted by uCoz