- Ваша Светлость, к Вам с визитом виконт де Бо, - услужливо доложил молодой лакей герцогу Репни, второй час сидящему над мемуарами. Услышав о приезде любимого внука, изящный седовласый старик отложил в сторону перо и, на время забыв о своих воспоминаниях, поспешил вниз.

Виконт, беспечно улыбаясь, ждал герцога в гостиной. Раз в неделю по четвергам он обедал у деда и считал это время весьма приятным. Несмотря на преклонный возраст, герцог был весел и бодр. Он не докучал скучными нравоучениями, знал множество пикантных историй (большинство из которых приключились с ним самим) и не раз давал виконту дельные советы.

Старика тоже радовали визиты внука. Обаятельной внешностью и беспечным нравом молодой человек напоминал герцога в его лучшие годы. Недаром родители назвали виконта в честь деда Мишелем. Глядя на подтянутую фигуру и весёлое лицо внука, герцог видел себя во времена безмятежной юности. Слушая о забавных проделках, вспоминал свои приключения. Утешая в сердечных терзаниях, вздыхал, грустя о былых влюбленностях.

Последнее время герцог особенно беспокоился о внуке. С каждым днем виконт становился всё более задумчив и терял свой беспечный нрав. Причиной грусти была любовь, безответная и безнадёжная. Желая отвлечь погрустневшего волокиту от мрачных мыслей, герцог осторожно поинтересовался:
- Прелестная графиня не сменила гнев на милость?
Виконт уныло покачал головой.
- Третий месяц хожу за ней по пятам. То, что началось с весёлой шутки, превратилось в безумную страсть, а графиня холодна, как лёд. Что я только ни делал, пытаясь тронуть её сердце. Даже решил жениться, но на пылкое предложение руки и сердца моя красавица ответила категоричным «нет». Она отказала мне, самому завидному жениху Франции!

Герцог нахмурился, допивая вино из высокого бокала:
– Мишель, три месяца для нынешнего легкомысленного века - изрядный срок. Если за это время ты не сумел разбудить в графине нежных чувств, они не проснутся никогда. Лучше отступись. Не хочу быть занудой, но у тебя нет шансов. Я пережил нечто подобное. Только мои страдания длились не три месяца, а три года. До сих пор при воспоминании об Анне у меня начинает ныть сердце. Не люблю душещипательных историй, но настало время для одной из них.
Герцог встал, нервно прошелся по столовой и, раскурив любимую трубку, начал.

В 1656 году, несмотря на молодость, меня назначили губернатором французских колоний в Новом свете. Шёл десятый год изнурительной войны с Испанией. Сражения не ограничивались одной Европой. В колониях шли не менее кровавые бои. Прибыв на место, я обнаружил героическую, но весьма неорганизованную армию своих соотечественников, мужественно противостоящую хорошо подготовленному врагу. Ворох разнообразных проблем разом свалился на меня, заставив трудиться днём и ночью. Кроме военных забот, я нес обычное бремя губернатора, терпеливо разбирая прошения жителей Колонии.

Как-то мне принесли очередное ходатайство. Вдова маркиза де Лонги де Бра, в девичестве баронесса Корф, сообщала, что её сын - последний отпрыск достойного рода Корфов, и просила разрешить малышу унаследовать титул. Секретарь приложил к прошению записку, напоминая, что благодаря самоотверженности маркизы нашли предателя, долгие годы продававшего врагам тайны Колонии. Подвиг заслуживал достойной награды. Я использовал свои связи, чтобы добиться справедливого решения. Спустя два месяца дело было улажено самым выгодным для маркизы способом. Её сын получал не только титул, но и родовое поместье Корфов. Желая обрадовать отважную соотечественницу, я собрался лично объявить ей добрую весть.

К моему удивлению, оказалось, что Анна де Лонги редко приезжает в столицу Колонии и живёт весьма уединенно в дальней части острова, занимаясь делами поместья. Привыкнув не менять свои планы, я выкроил время на визит и дождливым январским утром поехал к маркизе с новостями. Несмотря на дурную погоду, настроение у меня было чудесным. Живописные холмы, густо поросшие тропической зеленью с красными пятнами жасмина и гибискусов, радовали глаз. Аромат олеандров и бугенвилей кружил голову, навевая приятные мечты. Дорога к поместью и прилегающие к ней плантации содержались в идеальном порядке. Белоснежный особняк маркизы, к которому я подъехал через четыре часа непрерывной скачки, был ухожен и недавно покрашен. Затейливый парк перед домом радовал глаз аккуратными дорожками и цветущими кустами. Всюду чувствовалась заботливая хозяйская рука.

В моём воображении невольно возник образ сильной и властной женщины, способной, как говорят в далёкой России, остановить на скаку коня и войти в горящую избу. Тем больше я удивился, когда в гостиную спустилась худенькая светловолосая девушка, едва достававшая мне до плеча. В чёрном траурном платье она казалась особенно хрупкой, так что у меня сжалось сердце при мысли, сколько неженских забот лежит на беззащитной малышке.

Но стоило Анне де Лонги, присевшей в реверансе, поднять глаза, и моё мнение переменилось. Маркиза была юной, хрупкой, но не беззащитной. Её серьёзный синий взгляд светился достоинством. Вежливое приветствие, произнесённое нежным голосом, звучало уверенно и спокойно. Горделивая осанка не оставляла сомнений, что хозяйка поместья не нуждается ни в чьей опеке.

Я не сразу не понял, как красива Анна. Насколько грациозна её фигура, изящна длинная шея, тонка талия. Всё это я разглядел позднее, а тогда для меня существовали только её глаза. Огромные, ярко-синие, словно южное море безмятежным летним днём, они смотрели мне прямо в душу. Мгновение, и ради этих глаз я был готов на любой подвиг и преступление. Впервые в жизни, слова «терять голову» обрели для меня смысл. Обычно уверенный и бойкий с дамами, я стоял не в силах вымолвить простого приветствия. Хотелось махнуть рукой на все резоны и броситься к ногам Анны, признаваясь во внезапной страсти. Я так бы и сделал, если бы остатки здравого смысла не подсказали, что пылкое признание не понравится строгой маркизе.

Положение спас сероглазый мальчуган, с задорным криком вбежавший в залу. При виде ребёнка серьёзное лицо маркизы озарила счастливая улыбка. Она заботливо пригладила чёрны вихры на голове сына и что-то шепнула. Маленький маркиз нахмурился и упрямо покачал головой.
- Хочу ездить верхом! – отчетливо выговорил он.
- Вольдемар, ты слишком мал, - назидательно отвечала маркиза, бросая на меня извиняющий взгляд. Ободрившись, я почувствовал, что дар речи снова возвращается ко мне, и заступился за озорника.
- Сколько лет Вашему сыну?
- Четыре, - отвечала маркиза.
- Самое время осваивать верховую езду. В этом возрасте я часто катался на любимом пони.
- У нас в поместье нет маленьких лошадей, - немедленно возразила Анна.
- Я помогу найти подходящую лошадку. Главное, чтобы малыш доставал ногами до стремян.
Маркиза нахмурилась, ища предлог для отказа. Невооружённым глазом было видно, что она боится за сына. Я перешёл в атаку:
- Вы же не хотите, чтобы Вольдемар рос трусом?
Синие глаза Анны вспыхнули ярким аквамарином.
- Хорошо, я согласна. Мы купим у Вас пони.
Понимая, что настаивать на подарке неудобно, я изложил маркизе причину своего визита и улыбнулся, увидев, как не в силах сдержать радость, Анна прижала сына к груди и радостно прошептала.
- Ты – Корф. Барон Владимир Корф, - на славянский манер произнесла она имя сына. - Славный род Корфов продолжится, несмотря ни на что.
Малыш терпеливо ждал, когда маркиза поставит его на ноги. Было видно, юный Вольдемар считает себя взрослым, но слишком любит мать, чтобы огорчать её капризами и недовольством. К тому же перед озорником замаячила долгожданная езда верхом, и он благосклонно взирал на случайного заступника. Разговор пошел о лошадях, в которых я знал толк, переключился на столичные дела и военные новости, которые Анна внимательно выслушала. Втроем мы прогулялись по саду и отобедали. Через неделю я привёз Корфам обещанного пони и стал частым гостем в их усадьбе.

Мы сразу подружились с юным Вольдемаром. Я всей душой привязался к смышлёному малышу и каждый раз, приезжая, старался побаловать его новой игрушкой или забавой. В отличие от сына, радовавшегося и гостю, и подаркам, Анна настороженно встречала мои визиты. Думаю, она полагала, что, завоевав сердце ребенка, я займусь его матерью. Но мне хватало терпения не спешить. Впервые в жизни я любил и не хотел спугнуть своё счастье поспешным признанием. Даже глупец мог заметить, что Анна ещё не оправилась от потери мужа. Слишком нежно относилась она к сыну. Слишком часто повторяла, как похож малыш на отца. У немолодых вдов дети часто становятся единственным светом в окошке. Но безумная материнская любовь у двадцатилетней красавицы говорит лишь о том, что в её сердце не зажила рана от тяжёлой потери.

Став добровольной затворницей, маркиза жила воспоминаниями о прошедших днях и заботами о маленьком Вольдемаре. Если бы не сын, она отыскала удобный предлог и прекратила мои визиты. Но малышу, росшему без отца, требовалась твердая мужская рука. Общение со мной как нельзя лучше сказывалось на поведении озорника. Я не сюсюкал и не потакал его проказам, но в отличие от Анны, хорошо понимал желание Вольдемара скорее стать настоящим мужчиной и с удовольствием помогал ему в этом. Мы вместе ездили верхом и стреляли из небольших пистолетов, привезённых из Азии. Моими заботами у малыша появились достойные учителя в науках, необходимых юному дворянину. Он внимательно слушал рассказы о сражениях и путешествиях и засыпал меня кучей вопросов. Казалось, Вольдемар взрослеет на глазах. Наблюдательная и чуткая маркиза не могла не оценить моего благотворного влияния и смирилась с частыми визитами постороннего человека.

Беседуя о малыше, мы стали общаться не так официально. Я старался держаться по-дружески и не предпринимал попыток ухаживания. Было нелегко сохранять приятельский тон вблизи предмета своей страсти. Но желание добиться любви маркизы удерживало меня от безумств. Чем дольше я общался с Анной, тем привлекательней становилась она для меня. Ослепительную красоту маркиза соединяла с острым, неженским умом. Несколько раз, обсуждая положение в колонии, я с удивлением обнаружил, что Анна лучше меня разбирается в сложных вопросах экономики и права. Серьёзные замечания, слетевшие с её уст, маркиза смягчила нежной улыбкой и извиняюще пояснила, что в детстве по прихоти отца изучила немало серьёзных наук. В отличие от любимых мною музыки и танцев, - грустно вздохнув, добавила она, - эти знания пригодились мне в Новом Свете. Отец словно видел будущее и подготовил меня к трудностям и бедам.

Я мысленно отругал старика, приучившего Анну к самостоятельности, столь необходимой у мужчин, и совсем излишней у прекрасных дам. Будь маркиза неопытна и беззащитна, я давно бы баловал её и лелеял, поручив своим заботам. А сейчас приходилось ходить вокруг да около, по крохам завоевывая симпатии независимой амазонки. Но чем труднее цель, тем она желаннее. Шло время. Я всё лучше узнавал Анну, а она привыкала к моему ненавязчивому присутствию. Теперь мы беседовали не только о Вольдемаре. Маркиза часто рассказывала о родном Лангедоке, и я удивлялся, что сидящий рядом белокурый ангел рождён под жарким южным небом.

Анна была полна загадочных противоречий. Созданная для поэзии и любви, она рачительно управляла поместьем, получая неплохие доходы. Часто вспоминая умершего отца, редко говорила о погибшем муже и никогда о брате, пропавшем без вести. Я дал поручение секретарю и выяснил, что Владимир Корф был ранен и попал в плен вместе с сестрой. Скорее всего, барон покинул этот свет ещё три года назад. Испанцы не церемонились с врагами, убивая даже женщин. Если бы Анна не ждала ребёнка, её казнили вместе со всеми. Я с болью думал, сколько страданий пережила маркиза в плену. Неудивительно, что она была набожна до фанатизма и могла часами молиться в маленькой часовне на краю поместья. Но к исповеди Анна ходила редко – не чаще, чем полагалось приличиями.

Однажды, я заговорил о священнике, не сохранившем доверенной ему тайны, и маркиза грустно подтвердила, что сходная история случилась в её родной Тулузе. Графиня де Фуа случайно узнала, что в доме спрятана катарская реликвия, передаваемая из рода в род. Не решаясь поговорить с мужем, несчастная доверилась исповеднику. В Лангедоке любят бороться с ересью. Священник немедленно доложил о нечестивце, и графа арестовали. К досаде инквизиторов, он успел перепрятать реликвию и подвергся жестоким пыткам, от которых скончался, не выдав тайн. Осознав, что погубила мужа, графиня сошла с ума.

Рассказав грустную историю, Анна вздохнула и сказала, что помнит бедняжку, нашедшую приют в их поместье.
- Графиня была молчалива и шарахалась от людей в сутане, но детей она привечала и часто играла со мной и Владимиром, - упомянув брата, маркиза надолго замолчала, опустив голову. В этот миг она была такой маленькой и беззащитной, что, поддавшись внезапному порыву, я забыл об осторожности и бережно обнял её, притянув к груди. Как ни странно, Анна не сопротивлялась и доверчиво положила голову мне на плечо. Мы долго сидели в полной тишине. Солнце то пряталось за высокие облака, то снова выглядывало, согревая нас мягким теплом. Дул легкий ветерок, шевеля белокурые локоны Анны. Я тихо вдыхал их аромат и мечтал, чтобы прекрасное мгновение длилось вечно.

ПРОДОЛЖЕНИЕ