Ночью я спала плохо. Мне мешал Владимир Корф. Стоило задремать, и он вставал перед глазами, то поучая, то пугая, то - самое ужасное - целуя меня. Ворочаясь с боку на бок, я успокоительно твердила: - Нет ничего необычного в том, что человек, видящий шлейфы, поразил моё воображение. Но совесть с усмешкой вопрошала: - А при чем тут эротические сны? И я не знала, что ответить. Слишком долго после пробуждения меня не оставляло томительное чувство, что всё случилось наяву. В дамских романах пишут: «Её тело горело, как в огне». Если убрать ненужный пафос, примерно так я себя и ощущала.

Включенный для борьбы с бессонницей интернет бесцеремонно констатировал, что «эротический сон свидетельствует о готовности организма к сексуальным отношениям, а это совершенно нормально». Я с досадой захлопнула ноутбук и уткнулась лицом в подушку. Ничего себе «нормально», если в твои ночные фантазии вторгается совершенно посторонний человек. Хуже всего, что Миша никогда не снился мне в подобных снах. Терзаясь невольной виной, я утешила себя, напомнив, что знакомство с Корфом было слишком необычным. Кто знает, поразил бы он моё воображение, если бы первый раз явился не в блеске молний, а просто присел за столиком в кафе.

Не желая больше изменять любимому – пусть даже во сне, я побрела на кухню, заварила шарик белого чая с громким названием «Лотос благоденствия» и, глядя, как в чашке распускается пушистый цветок с красными листочками, задумалась о проблемах насущных. Собственно их было три: угроза Корфа испортить наши с Мишей отношения, моя непонятная реакция на этого грубияна и глупый отказ встретиться с ним и поговорить о шлейфах. Последнее было несложно исправить – визитная карточка с номером телефона лежала на столе, загадочно поблескивая серебристой вязью. Но как объяснить Мише моё свидание с его приятелем? Не рассказывать же о шлейфах. Так и за душевнобольную сойти недолго.

Круг замкнулся, и выхода не находилось. Вспомнив любимую поговорку Скарлетт О’Хара, я решила подумать об этом завтра, тем более что из комнаты протяжно зазвонил будильник, напоминая, что честным труженикам пора собираться на работу.

Уроки отвлекли меня, заставив переключиться на насущные проблемы. Что ни говори, работа - лучшее лекарство от душевных мук. Но едва я увидела Мишу, забежавшего ко мне в обед, как тревоги вернулись во всей красе. Не помог ни совместный бизнес-ланч в кафе, ни веселые анекдоты, рассказанные моим кавалером. К тому же, расставаясь, он виновато сообщил, что сегодня вечером не сможет вырваться в театр.
- Собирают внеочередное правление. Опять просидим до поздней ночи, - мой трудоголик вытащил билеты: - Позови кого-нибудь из подруг. Потом расскажешь, понравилось или нет.

Не ходить было жалко. В «Тоске» пела сама Шарлотта Романова. Как назло, все приятельницы и коллеги в этот вечер были заняты. Вытащив из кошелька и покрутив в руках серебристую визитку, я решила совместить приятное с полезным. Само собой, приятным был театр, а полезным - обещанный рассказ о шлейфах. В антракте можно спокойно поговорить и даже неплохо, что беседа не продлится слишком долго. Вдруг и узнавать-то нечего.

Корф ответил сразу, словно ждал.
- Рад Вас слышать… Могу, спасибо... Куда за Вами заехать?
Я вздохнула, радуясь, что разговор закончился легко и быстро.
- Лучше встретимся у театра. Я буду рядом на занятиях, в шесть освобожусь и подожду у входа.

Ждать не пришлось. Корф шагнул ко мне из-за колонны, и я с внезапным малодушием подумала, что не готова к встрече. Но было поздно. Незваный гость моих недавних сновидений уже стоял передо мной. В этот раз не было ни грома, ни молний, но по моей спине пополз вчерашний холодок, а колени снова стали непослушными, и я позорно споткнулась, зацепившись каблуком о кромку тротуара. Хорошо, что Корф вовремя склонился, подхватив меня под руку, и, помогая удержаться, самодовольно спросил:
- Надеюсь, это у меня такой сногсшибательный вид?

Слова благодарности застыли на моих губах. В простом, но явно дорогом костюме Корф был хорош, как дьявол, соблазнивший Еву, но я не собиралась в этом признаваться и покачала головой, с досадой вспомнив, с каким наглецом имею дело.
- Вы невероятно высокого мнения о себе, но причина в неровном тротуаре.

Холодный ответ не подействовал. Корф улыбнулся, чуть кривя уголок рта, и его лицо вдруг стало ласковым, почти что нежным.
- А я едва устоял, увидев Вас. Ещё вчера запомнил, как Вы красивы, Анна, но сегодня убедился, что вспоминать и видеть не одно и то же, - он склонился к моей руке.

Незатейливый комплимент в его исполнении звучал почти признанием, а поцелуй в запястье показался мне таким откровенным, что я порозовела, поспешив себе напомнить, что бархатный голос красавец Корф отрепетировал на многочисленных подружках, которых по замечанию Миши менял с немыслимой частотой. Хорошо, что мне нет дела до темноволосого мачо. Узнаю правду о шлейфах и скажу ему «прощай». Кроме Миши мне не нужен никто. Он самый лучший: добрый, честный, смелый. А какие букеты он дарит мне на каждом свидании! Не то, что Корф, пришедший без цветочка. Понимая, что противоречу самой себе, я с досадой прикусила язык. Наша встреча сугубо деловая. Букеты ни при чём.

Убрав за спину свой разноцветный шлейф, упрямо липнущий куда не надо (мёдом что ли намазан этот Корф?), я сказала спасибо за комплимент и перевела разговор на спектакль. В отличие от Миши его приятель довольно много знал о новой спорной постановке «Тоски». А по тому, как уверенно он повел меня по извилистым переходам к буфету, можно было сделать вывод - мой любимый музыкальный театр ему знаком не понаслышке.

Мы сели за столиком у окна, поджидая долговязого официанта, бродящего по залу с таким недовольным лицом, словно к нему среди ночи ввалились незваные гости. Шлейф неприятного болотного цвета отлично гармонировал с его кислой физиономией. Надеюсь, он не подсыплет нам в кофе яду, со вздохом подумала я, наблюдая, как официант принимает заказ под бдительным контролем Корфа. И тут случилось самое интересное. Мой спутник приподнял свой шлейф и стремительным движением обмотал его вокруг официанта, сделав беднягу похожим на тощего кролика, пойманного черным удавом. Я хотела возмущенно вскрикнуть, но не успела. Шлейф Корфа медленно расправился, и ахать пришлось по совсем другой причине. За несколько коротких секунд наш официант преобразился. На его недовольном лице засияла широкая улыбка, а шлейф из болотного стал нежно-лимонным, радующим глаз.

- Так-то Вы не вмешиваетесь в чужие судьбы? – с укоризной спросила я у довольно откинувшегося на спинку Корфа, вспоминая, какую нотацию услышала от него вчера.
Он пожал плечами, наблюдая за упорхнувшим официантом.
- Я всего лишь вернул бедняге его начальный цвет. В отличие от Вас я не закрашиваю шлейфы, а убираю с них всё инородное, чужое. Моё вмешательство похоже на лечение, Вы же ведете себя, как бог, безответственно меняя чужие характеры и судьбы. Такие, как Вы, опасны для людей.
- Вот как? – усмехнулась я, скрывая накатившую обиду. – Странно, что вы сели так близко. Не боитесь ужасной Семицветки?
- Не хочу Вас огорчать, но мой шлейф невозможно перекрасить. Инородный цвет растворится в нем, добавив силы и длины. Таких, как я, называют Чистыми.
- И много вас? – недоверчиво спросила я.
- Не слишком, но каждый в меру сил возвращает людям чистоту их шлейфов, убирая нарисованные полосы и пятна.
- Значит, шлейфы закрашиваю не только я? Есть другие семицветные? – не столько спросила, сколько констатировала я.
Мой собеседник взял чашку из рук облагодетельствованного им официанта и внимательно взглянул на меня.
- Ошибаетесь. За последние сто лет не было слышно ни об одном семицветном.
- А что вообще о нас известно? – допытывалась я, махнув рукой на обиды.
- Мы знаем, что разноцветными не рождаются. В 19 веке мой предок наблюдал, как белый шлейф его крепостной преобразился в разноцветный. Девушка была актрисой и исполняла танец перед гостями. Во время представления случилась трансформация. Барон считал причиной семь цветов вуалей, которые одну за другой скидывала танцовщица, но предположение не подтвердилось, - Корф потянулся через столик и взял меня за руку: - вы ведь тоже не сразу увидели свой шлейф?

Его пожатие было заботливым и нежным, заставляя довериться.
- Нет, не сразу. Это случилось в шестом классе. На перемене я кружилась в школьном дворе и вдруг увидела двойную радугу, - не понимая, с какой стати откровенничаю, призналась я.
- Испугались? – с внезапным сочувствием улыбнулся Корф.
Не отпуская моей руки, он ласково погладил её.
- Нет, удивилась, - пробормотала я, чувствуя, что снова заливаюсь краской.

Таких противоречивых чувств мне не приходилось испытывать никогда. Хотелось скорее освободить ладонь, и в то же я время была готова отдать всё на свете, чтобы продлить зыбкое мгновение. Прозвеневший звонок заставил вздрогнуть нас обоих. Корф первый пришел в себя и виновато отпустил меня.
- Я Вас совсем заговорил. Пейте кофе, скоро начнется спектакль.

Я торопливо отхлебнула, не чувствуя ни запаха, ни вкуса. Близость Корфа и его нежданное сочувствие выбивали из колеи. Следовало расспросить его подробнее о семицветной крепостной, но пока я допивала кофе, прозвенел второй звонок и, не дожидаясь третьего, мы встали, направляясь в зал.

В антракте я продолжила прервавшийся разговор и, решив быть откровенной, честно призналась, что красила чужие шлейфы всего два раза. Никите и своей маме.
- У неё появилось ярко-красное пятно на белом шлейфе. Мама начала болеть, и я поняла, что только так смогу её спасти. Сейчас она встретила хорошего человека и вышла за него замуж. У них обоих оранжевые шлейфы, и они счастливы вместе. Думаю, не стоит делать мамин шлейф снова белоснежным.

- Не беспокойтесь за маму. Когда люди любят друг друга, их шлейфы могут изменяться. Если убрать все художества и пятна, шлейф Вашей мамы сам окрасится в оранжевый цвет, - Корф ласково сжал мою ладонь, и снова я удивилась, что не заметила, как наши руки соединились вместе.

Честно говоря, мне было не до рук. Хватало присмотра за собственным шлейфом. Всю оперу, не слушаясь меня, он изгибался, прижимаясь к Корфу. Приходилось всё время одергивать себя.

Я едва дождалась трагичного финала. Вместо того чтобы броситься со стены, Тоска закололась. 3D-задник погас. Иностранцы в переднем ряду, в начале представления твердившие, что «Тоска» поддельная, смахнули слезу. Громко аплодируя, я со вздохом подумала, что до мастерства Романовой мне расти и расти. Кстати, её аквамариновый шлейф длинней, чем у меня, хотя короче, чем у Корфа.

Повернувшись к нему, я начала прощаться, не собираясь превращать театральный вечер в затянувшееся свидание. Но он голосом не терпящим возражений сообщил, что отвезет меня домой и, взяв за руку, потянул куда-то в сторону. В коридоре, в который мы свернули, было пусто и темно, и мне внезапно стало жутко. Узкая лестница вниз показалась входом в подземелье, а Корф почти что Дракулой. Ещё немного, и я бы бросилась наутек, но уверенно ведущий меня спутник распахнул тяжелую дверь, и я едва не рассмеялась над собственными страхами.

Внизу была просторная подземная стоянка, а сзади нас догоняли другие зрители, смотревшие спектакль. Корф усадил меня в сверкнувший фарами антрацитово-черный мерседес, галантно вручил букет из белоснежных хрупких калл и, не дав опомниться, по-хозяйски пристегнул ремнем безопасности. Я протестующе поморщилась, но спорить было поздно. По винтовой дороге мы выезжали наверх.

Улица сияла от капель идущего дождя и блеска фонарей. После мрачной стоянки всё было ослепительным и ярким. Я зажмурила глаза и сразу ощутила горячее дыхание над ухом.
- Устали?

Чувствуя себя не в силах смотреть в его глаза и объяснять: зачем и почему, я кивнула и, пользуясь легендой, мирно дремала всю дорогу. Притворство не пошло на пользу. Ближе к дому я заснула, а когда очнулась, растеряла былую осторожность. Следовало проститься с Корфом у входа в подъезд, а я послушно зашагала с ним наверх, держа за руку. У входа в дом мне наконец-то вспомнилось, что надо расставаться. Я подняла голову, собираясь поблагодарить спутника за приятный вечер, но не успела вымолвить ни слова. Корф склонился и губами коснулся моих полураскрытых губ.

Это было больше, чем просто поцелуй. Иначе бы дыхание у меня не перехватило, а колени не подогнулись. И Корфу не пришлось подхватывать меня и прижимать к груди, как беспомощную куклу. Я лежала в его руках, понимая, что пропадаю, но даже не смела сопротивляться. Он брал, а я покорно отдавала. Словно у меня отняли волю. Каждый уголок моего горящего от непонятной сладости рта был изучен им и завоеван. Осталось нанести печать: - Тут побывал Владимир Корф.

Именно так полагал самоуверенный сердцеед, когда с торжествующей улыбкой заявил:
- После такого поцелуя, Вам придется навсегда забыть о Мише.

Продолжение