Приводя малышей в музыкальную школу, родители мечтают, что со временем их чадо станет вторым Моцартом или Паганини, но к седьмому классу амбиции стихают, и многие выпускники мирно доучиваются «для себя», собираясь в лучшем случае играть в кругу родных и близких, а в худшем – забыть фортепьяно или скрипку, как страшный сон.
Сонечка не относилась к этому не слишком прилежному большинству. Начала она учиться довольно поздно, но делала большие успехи и готовилась поступать в музыкальное училище. Слух у неё был абсолютным. Неудивительно, что мой предмет – сольфеджио – давался ей легко. Я гордилась способной ученицей и поэтому не поверила собственным ушам, когда Соня виновато сообщила, что не сделала домашнего задания. На следующем уроке история повторилась. Вспомнив, что Соня заканчивает музыкалку одновременно с обычной школой, а делать два дела одновременно нелегко, я подошла к ней после урока и предложила помочь. Но Соня угрюмо покачала головой. Нежно-розовый шлейф, который обычно парил за её спиной, казался мокрой тряпкой, а в серьезных глазах пряталась безнадежность. Я заволновалась не на шутку и попыталась узнать, что случилась. Соня долго отнекивалась, но под конец сдалась на мои уговоры и, расплакавшись, рассказала о своих проблемах.
На первый взгляд, они казались не слишком серьезны. Речь шла о несчастной любви. Я облегченно вздохнула, услышав, что не случилось ничего ужасного. Просто Сонечкина мама запретила ей встречаться с Никитой, а они уже не могут друг без друга. Тоже мне беда! Во-первых, в семнадцать лет рановато думать о замужестве. Во-вторых, что может быть общего у одухотворенной девочки с каким-то хоккеистом? Я собиралась сказать, что мама дурного не посоветует и надо прислушаться к её мнению, но заглянула в Сонины глаза и осеклась. В них было столько боли, что мне стало не по себе и, вместо того, чтобы читать пустую нотацию, я вдруг предложила:
- Хочешь, я поговорю с твоей мамой и всё ей объясню?
Соня радостно вспыхнула:
- Анна Петровна, Вы, правда, сделаете это?
Я вздохнула, вспоминая, Сонечкину маму. Марья Алексеевна была дамой решительной и спуску никому не давала. Едва ли двадцатилетняя учительница сумеет разубедить её. Но Соня смотрела с такой надеждой, что я кивнула.
- Спасибо, Анна Петровна! Честное слово, Никита хороший! Он очень скромный и деликатный. Мама говорит, что я ещё мала и мне рано вступать во взрослую жизнь. Но она напрасно переживает. Со мной не случится ничего плохого.
Я не была уверена, что Никита так хорош, как считает влюбленная Сонечка, и, украдкой подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть поджидавшего её кавалера.
Здоровенный парень в футболке с надписью Спартак шагнул навстречу моей хрупкой ученице, и я удивленно замерла. Дело было не в атлетической фигуре Сониного избранника, не в умильном взгляде, которым этот верзила уставился на неё, а в шлейфе, который вдруг взметнулся за его спиной. Я даже рот открыла. Кто бы мог подумать, что у мужчины с внешностью вышибалы может быть розовый шлейф - точно такого нежного оттенка, как у моей ученицы. В тот миг я поняла, что они созданы друг для друга, и решила помочь влюбленным, чего бы это мне ни стоило.
Разговор с Марьей Алексеевной результатов не принес. Её фиолетовый, словно у злой волшебницы Бастинды, шлейф угрожающе дрожал, а губы то и дело недовольно поджимались:
- Анна Петровна, я ценю Вашу заботу о Сонечке, но прошу Вас не вмешиваться в её сердечные дела. Моя дочь – девочка из приличной московской семьи, и туповатый деревенский хоккеист не годится ей в спутники жизни. Я категорически запретила им встречаться. Если заметите этого Никиту у музыкальной школы, обязательно сообщите мне. Я приеду и лично с ним разберусь, - шлейф за плечами Марьи Алексеевны стал торчком, и я в который раз удивилась его неровному, будто рваному краю. Спорить было бесполезно. Я кивнула, делая вид, что соглашаюсь, но сдаваться не собиралась, и на следующий день попросила Соню познакомить меня с её избранником.
В общении Никита был приветлив и совсем не туп, как говорила его потенциальная тёща. Он весело шутил, рассказывал о спортивных сборах и даже пригласил меня с друзьями прийти на матч. Я поддерживала беседу, а сама осуществляла задуманный план, рисуя на нежно-розовом шлейфе Никиты фиолетовую полоску. Получалось немного криво – шлейф всё время колыхался, зато новый цвет не мог не понравиться Марье Алексеевне. Закончив работу, я довольно усмехнулась. Скоро она найдет в женихе родственную душу.
Насладиться результатами своего труда мне не пришлось. На другое утро я свалилась с гриппом. Пришедший врач прописал постельный режим. Мама прибежала ухаживать за мной. Под её чутким присмотром я пробыла на больничном больше недели и вышла на работу, почти забыв о наделанных мною художествах.
Сонечка радостно бросилась мне навстречу:
- Анна Петровна, как я Вам благодарна! После разговора с Вами мама стала совсем другой. Она разрешила нам встречаться и даже начала хвалить Никиту. Называет его моим женихом, и прочит ему большое будущее.
Я не ожидала таких стремительных результатов и осторожно поинтересовалась, не изменились ли отношения между Соней и Никитой. Моя ученица вдруг покраснела до кончиков своих аккуратных ушек и смущенно (так что у меня не осталось сомнений) прошептала.
- Всё замечательно. Мы стали ещё ближе. И я очень люблю его.
Провожая Соню, я выглянула в окно и помрачнела, увидев, каким хозяйским жестом обнял её новоявленный жених. Что я натворила! Ведь Соне всего семнадцать! Следовало срочно исправлять ошибку, но как назло Никита уехал на сборы, и закрасить фиолетовую полоску не удалось.
Соня успешно сдала выпускные экзамены, но нести документы в музыкальное училище не торопилась. На мои расспросы она смущенно сообщила, что выходит замуж за Никиту и улетает с ним в Канаду.
- Он перешел играть в «Ванкувер Кэнакс». Мы все им гордимся. Особенно мама.
- Ты можешь продолжить учебу и там, - посоветовала я.
Соня кивнула: - Быть может, позже. Сейчас я жду ребенка, а у Никиты напряженный график. Скоро начнутся игры в НХЛ. Никита говорит, что ему нужен надежный тыл.
Фиолетовая полоска творила чудеса. Добродушный увалень стал бойким и хватким, и хотя, как прежде, любил Соню, но обращался с ней по-хозяйски, без прежнего трепета. Чопорная Марья Алексеевна преданно смотрела ему в рот, ни капли не огорчаясь, что её несовершеннолетняя дочь ждет ребенка от взрослого мужчины. Следовало скорее убрать чужеродный цвет с Никитиного шлейфа, но исправить ошибку оказалось нелегко. Одно дело рисовать полоски, другое – закрашивать их. Я могла выровнять цвет только на неподвижно лежащем шлейфе, но возможности остаться рядом со спящим Никитой у меня не было. В любое другое время шлейф подрагивал, не позволяя аккуратно закрашивать вредную полоску.
Никита так и улетел в Канаду с моими неисправленными художествами. Ругая себя за вмешательство в чужие судьбы, я пыталась оправдаться, говоря, что без моей полоски Никита не добился бы успеха и не заключил миллионный контакт с канадским клубом. Но себя не обмануть. В глубине души я точно знала, что была неправа, как бы ни благодарила меня Сонечка, успевшая родить в Канаде дочь и даже назвавшая её Анной в честь меня. Моя бывшая ученица снова ходила беременная, забыв все планы учиться дальше. Талантливая девочка превратилась в домохозяйку. И винить в этом следовало меня.
Именно поэтому я так напряглась, когда увидела в коридоре школы старшую Сонину сестру. Мы были ровесницами, знали друг друга в лицо, но никогда не общались. Что привело ко мне эксцентричную Лизу, привыкшую исполнять все свои желания? Тайна разъяснилась быстро. Нежданная гостья отвела меня в сторону и лихорадочно зашептала.
- Анна, я очень, очень люблю одного человека, а он никак не предлагает мне стать его женой, хотя мы уже полгода вместе. Помогите мне, пожалуйста, - она схватила меня за руку и умоляюще заглянула в глаза.
Я растерянно попятилась: - Но как я могу помочь?
- Так же, как Соне, - Лиза шагнула следом, не давая мне возражать: - Я всё знаю! Соня проговорилась перед отъездом.
Я вырвала руку и строго возразила: - Да, я пыталась переубедить Вашу маму, но Никита сам заключил контракт с канадским клубом и заставил себя уважать.
Лиза упрямо качнула головой:
- Хорошо, тогда просто поговорите с моим молодым человеком. Уверена, после общения с Вами он переменится.
Более бредового предложения я не слышала и тут же заявила об этом, но противиться напору Лизы было невозможно. Не слушая возражений, она наступала на меня. Её ярко-розовый, оттенка «вырви-глаз» шлейф болтался передо мной, не давая думать и дышать. В конце концов, я сдалась и, поглядев на Лизу, как на умалишенную, мрачно заявила:
- Хорошо, когда закончатся уроки, я схожу с Вами в кафе и поговорю с Вашим молодым человеком. Но на большее не рассчитывайте. Я не волшебница и творить чудеса не умею.
Добившаяся своего Лиза довольно кивнула и крикнула мне вслед:
- Буду ждать Вас возле школы!
Ученики, наблюдавшие наше бурное объяснение, с удивлением уставились на меня. Вот так рождаются слухи. Скоро заговорят, что я предпочитаю модные нынче, нестандартные отношения. Недаром до сих пор не завела кавалера.
Прозвенел звонок, напоминая, что пора идти, проводить практическую работу по сольфеджио. Я вздохнула и побрела в класс. День начинался из рук вон плохо и не обещал ничего хорошего.
Если бы не вина за Соню, я бы сразу отшила навязчивую Лизавету, а теперь приходилось выполнять обещание и тащиться в кафе, понапрасну тратя время. Рисовать полоски на шлейфе незнакомого молодого человека я не собиралась, навсегда завязав с сомнительными экспериментами. Зато Лиза убедится, что я не творю чудеса, и оставит меня в покое.
