Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал господь.
Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем,
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?
(Сочинение Великого князя Романова)

Великий князь Александр Николаевич с досадой оглянулся на свиту, ни на шаг не отстающую от него, и сердито пришпорил коня. Гнедой жеребец, послушный хозяину, легко перепрыгнул высокий сугроб и рысью понесся по заснеженной просеке. Проклиная судьбу наследника престола, столь схожую с долей узника, цесаревич скакал, не разбирая дороги. С довольной усмешкой он слушал, как за спиной стихают взволнованные крики, и величественная тишина зимнего леса обступает его со всех сторон. Выехав на утоптанную тропинку, Александр остановился и, щурясь в лучах заходящего солнца, дал передышку взмыленному коню. Завтра утром надоедливый генерал Бенкендорф прочтет очередную нотацию об осторожности, приличествующей наследнику российского престола. Зато сейчас у этого наследника есть целая ночь блаженной свободы, которую он проведет, как хочет...
Александр распахнул тяжелую дверь придорожного трактира и с любопытством окинул взором заведение, недоступное для цесаревича и привычное для его подданных. Просторный зал почти до отказа был забит разношерстным народом. У самого входа гуляла компания купцов. Два цыгана наигрывали им на гитарах, а молодая цыганка задумчиво пела тягучий романс. Услышав, как хлопнула дверь, она оглянулась на Александра и замолчала. В черных её очах мелькнуло и тут же пропало что-то зловещее, заставив вздрогнуть далеко не робкого цесаревича. Купцы недовольно зашумели, требуя продолжить песню. Но цыганка не слушала их. Темный взор девушки не отрывался от Александра, околдовывая и маня. На миг цесаревичу показалось, что в целом мире остались лишь смуглая красавица и он. Но наваждение длилось недолго. Громкое приветствие хозяйки трактира прогнало чары. Добродушная толстушка бросилась навстречу новому гостю, и, представившись Варварою, принялась заботливо ухаживать за ним. Цыганка тоже опомнилась и, медленно повернувшись к купцам, снова запела низким голосом, проникавшим в самую душу.
Оставшийся вечер она уже не замечала Александра. А он всё любовался смуглянкой, бесплодно пытаясь поймать колдовской взор. Её невнимание раздражало и возбуждало, горяча без того пылкую кровь цесаревича. А когда под одобрительные крики девушка начала зажигательный танец, Александру вдруг безумно захотелось остановить её, усадить к себе на колени, заглянуть в мучительные глаза и до боли, до хруста сжать гибкую фигурку. Пытаясь успокоиться, он залпом выпил стакан жгучей водки и, подняв захмелевшие глаза, с удивлением увидел цыганку, стоящую напротив и с усмешкой взирающую на растревоженного барина. – Не нальешь мне вина, красавец? – низким голосом нараспев спросила она. Кликнув Варвару, цесаревич потребовал новую бутылку и бокалы. Старая женщина укоризненно покачала головой, но молча исполнила приказ. Пригубив вино, цыганка предложила погадать молодому барину. Александр согласился и, словно зачарованный, послушно протянул руку. Тонкие пальчики погладили его ладонь, одним легким прикосновением бросив в жар. Низкий голос зашептал, сводя с ума. Словно сквозь сон цесаревич услышал, как цыганка пророчит ему потерянную любовь, несчастный брак и смертельные опасности. Недобрые предсказания не понравились Александру. На миг он пришел в себя и сердито спросил, знает ли красотка, что ждет её саму. Кинув на молодого человека загадочный взгляд, цыганка негромко произнесла, что её судьба - он. Цесаревич по-своему истолковал ответ и, обняв девушку за хрупкие плечи, торопливо увлек наверх, в снятый номер, на ходу нашептывая жаркие и бесстыдные слова. В маленькой комнатке, он усадил на постель сладкую добычу и принялся раздевать, пылко целуя нежную кожу, пахнущую томным сандалом. Девушка не противилась, внимательно глядя в жадные мужские глаза и словно ожидая чего-то. Эти темные, как омуты, очи стали последним, что запомнил цесаревич в тот вечер…

Утро встретило его мучительной головной болью. Яркое солнце, заполнившее комнатку до самых краев, безжалостно слепило опухшие глаза. Нечеловеческими усилиями Александр поднял с постели разбитое тело. Цыганки нигде не было видно. Горько усмехнувшись, цесаревич понял, что красотка просто-напросто опоила и обобрала его. Правда, содержимое кошелька не пострадало. Зато исчез золотой медальон с русым локоном его невесты. Пропажа огорчила и разозлила Александра. Цыганка украла не просто украшение, а амулет, который невеста просила беречь как залог будущего счастья. В гневе цесаревич схватил прикроватный столик и принялся крушить им всё, что попадало под руку. Давая волю бессильной ярости, он чуть не зашиб хмурого Бенкендорфа, внезапно возникшего на пороге комнатки.
- Я вижу, Ваше Высочество приятно провели ночь? – бесцветным голосом осведомился генерал, иронично разглядывая взъерошенного наследника.
- Александр Христофорович, ради бога, хоть сегодня избавьте меня от Ваших нотаций! - раздраженно выкрикнул цесаревич. - Лучше помогите найти пропавший медальон!
- Судя по всему, его унесла приглянувшаяся Вам цыганка?
- Да, черт возьми! И Ваша обязанность вернуть его мне!
Умывшись ледяной водой и кое-как придя в себя, Александр спустился вниз. Жандармы уже допрашивали Варвару. Перепуганная толстушка клялась и божилась, что впервые видела цыганку и лишь по случайности расслышала её имя – Рада. Розыски и новые расспросы ничего не дали. Девушка словно сквозь землю провалилась. Цесаревич долго злился и бушевал, не зная, что огорчает его больше: пропажа медальона или лукавство цыганки, так и не подарившей ему сладкую ночь любви. Не раз снился потом Александру сумбурный сон, в котором он срывал со смуглой шейки заветный медальон и, отбросив в сторону ненужное украшение, покрывал поцелуями пленительное тело, жадно и пылко любя коварную обманщицу. А она, постанывая, быстрым шепотом пророчила цесаревичу новые беды.
Но время лечит все обиды и раны. Прошел год. Досадный случай начал забываться. Александра увлекла новая страсть – театр. Его наперсником в святилище Мельпомены стал Кирилл Матвеевич Шишкин. Помощнику директора императорских театров было строго наказано сообщать его Высочеству обо всех новинках и премьерах. Кирилл Матвеевич с восторгом принял почетные обязанности. Каждую неделю он с усердием докладывал цесаревичу новости сцены. Вот и на этот раз Шишкин поспешил рассказать Александру о восходящей звезде.
- У девушки исключительный голос, сильный, страстный, хорошо поставленный, - восторженно говорил Кирилл Матвеевич. – Даже не верится, что она никогда не училась пению. Впрочем, у цыганок это в крови. Скоро Ваше Высочество оценит её мастерство в «Сороке-воровке» великого Россини. Услышав про новую приму, цесаревич вздрогнул в невольном предчувствии, но потом, усмехнувшись, напомнил себе, что цыганок на свете много, а коварную обманщицу давно пора забыть.
Наступил день премьеры. Александр сидел в ложе и не верил своим глазам. На сцене блистала та, что целый год не давала ему покоя. Темные волосы, когда-то беспорядочно струившиеся по плечам, были убраны в затейливую прическу. Пестрый цыганский наряд сменило изящное платье. Но черные очи, тревожившие сны цесаревича, остались те же. И волшебный голос, низким меццо-сопрано взлетавший под своды театра, как прежде волновал и выворачивал душу наизнанку. Злость, обида и нестерпимое желание с новой силой охватили цесаревича. Едва дождавшись конца спектакля, он потребовал представить новую приму. Гордый успехом своей протеже, Кирилл Матвеевич тут же проводил Александра в гримерную к певице, покорно оставив парочку наедине.
При виде цесаревича цыганка затрепетала, сразу узнав обманутого барина. Но гордая дочь ромеев быстро овладела собой и стала равнодушно ждать грядущее наказание. Меж тем цесаревич с мрачным торжеством разглядывал коварную лгунью, решая, как с ней поступить. Более всего его злил независимый вид воровки.
- Ты помнишь меня, Рада? – грозно спросил он.
- Помню, - сверкнув черными очами, отвечала цыганка.
- Почему ты украла медальон, а деньги не взяла? – задал Александр вопрос, терзавший его целый год.
- Пыталась обмануть судьбу, – отвечала Рада. – Защитить от беды тебя и себя.
Александр хмыкнул: - Опять цыганские штучки. Но теперь меня не провести. Отвечай, где медальон?
Рада покачала головой, но тонкие пальцы, лихорадочно схватившиеся за ворот платья, выдали её.
- Расстегнись, - приказал цесаревич.
- Нет, - отчаянно замотала головой девушка, рассыпая по плечам темные локоны.

Не желая звать слуг, Александр обхватил гибкую фигурку, упорно вырывающуюся из его рук, и дернул хрупкую застежку. Перед его довольным взором предстал заветный медальон, ярко сверкавший на смуглой груди. Пьянящий запах сандала ударил в голову и, срывая цепочку с нежной шейки, цесаревич злорадно подумал, что знает, как накажет обманщицу, и что это наказание доставит ему удовольствие.
- Ты подаришь мне то, чего лишила в ту ночь! – прошептал он вслух бесстыдные мысли.
Цыганка, разлученная с медальоном, смотрела словно безумная и что-то горячо говорила на неведомом языке. Но цесаревич не желал прислушиваться к бессвязной речи, похожей на заклинание. Взяв девушку за плечи, он резко встряхнул её.
- Рада, слышишь? Ты подаришь мне обещанную ночь любви. Тогда я прощу тебя!
В ответ цыганка покачала головой. Взор её стал осмысленным. Темные очи с тоской глянули в пылающие гневом и страстью глаза Александра.
- Ты же говорила, что я твоя судьба! – выдохнул цесаревич ей в губы, любуясь смуглым личиком.
- Да, говорила, - грустно кивнула головой Рада и, отвернувшись, добавила. - Ничего ты не понимаешь, князь. Я желала тебе добра, но видно никому не уйти от своей участи!
С этими словами она сама обхватила цесаревича за шею и пылко прижалась горячими губами к его, жадным и бесстыдным.
Эту волшебную ночь Александр запомнил на всю жизнь. Никогда до этого, никогда после, никто не любил его так огненно и нежно. Никто больше не сводил с ума такими легкими, как дуновение ветерка, поцелуями. Ничьи руки не ласкали его так пленительно дерзко, опрокидывая в темный водоворот страсти. На мгновенье обезумевшему Александру показалось, что он умрет, если тотчас же не осуществит мучительное желание. А потом раздался жалобный вскрик Рады, и удивленный цесаревич понял, что стал первым у лукавой цыганки. Шепча ласковые слова, он попытался быть бережным и смягчить неизбежную боль. Но Рада продолжала плакать и метаться под ним. Содрогаясь в восхитительной истоме, Александр со стыдом ощущал, что рыдания цыганки лишь усиливают его блаженство. Боже! Как же ему было хорошо! Он словно взорвался, превратившись в сотни сладко звенящих осколков, которые чудесным образом соединились и вновь составили Александра, но более сильного и счастливого. Очнувшись от забытья, цесаревич виновато обнял заплаканную Раду и, лаская, пообещал покровительство и заботу. Слушая нежные утешения Александра, цыганка грустно вздыхала и лишь повторяла, что он сгубил их обоих. От тоскливого голоса цесаревичу на миг стало не по себе. Однако, он тут же прогнал страх прочь. В конце концов, не самая горькая участь быть примой императорского театра и любовницей наследника российского престола.
Но гордая Рада не приняла высокого покровительства. Утром проснувшийся Александр не нашел рядом своей цыганочки. Девушку искали повсюду. Кирилл Матвеевич тосковал по новой певице не меньше её безутешного любовника. Вновь и вновь расстроенный Шишкин рассказывал, как случайно услышал пение цыганки и сразу понял, что она рождена для сцены. Долго уговаривал он Раду стать актрисой, а потом с трудом выкупил из табора. Цыганка нелегко привыкала к порядкам в театре, дичилась и смущалась, но, выйдя на сцену, преображалась, становясь естественной и забывая обо всем. - У девушки настоящий талант, который встречается раз в жизни, и то если повезет. Неужели нельзя разыскать, вернуть её? Страшно думать, что мы больше не увидим Раду, не услышим чудесного голоса! - Слушая жалобы осиротевшего Кирилла Матвеевича, Александр ещё больше проклинал себя и горячо молил господа, чтобы цыганка, похитившая его сердце, нашлась. Но ни бог, ни вездесущий Бенкендорф не помогли. Рада исчезла навсегда. В этот раз она не взяла медальон. На свадьбу, состоявшуюся спустя полгода, цесаревич надел возвращенный амулет. Торжественное венчание сменилось брачной ночью. Поутру, проснувшись раньше супруги, Александр открыл висевший на груди медальон и вздрогнул. Русый завиток пропал. Вместо него лежал черный цыганский локон и зловеще переливался в лучах утреннего солнца. – Ты погубил нас обоих, - прозвенел в ушах Александра тоскливый голос Рады. – Погубил.
Обхватив голову руками, цесаревич тихо застонал, чувствуя, как грудь наполняет безнадежный холод. С тоской он признался, что напрасно пытается обмануть себя. Никогда не забыть ему гордой и прекрасной цыганки. В каждой новой любовнице он ищет её страстные черты и не может найти. Простодушная жена не тронула его сердца. Предсказание Рады было верным. Что ещё она пророчила? Потерянную любовь? И это сбылось. Он так и не нашел свою цыганочку. Теперь его ждут смертельные опасности, от которых хотела уберечь любящая Рада. А ещё бесконечные труды, новые утраты и одинокая участь государя огромной России, загадочной и непонятной, как душа цыганки.

К О Н Е Ц

Напишите мне.
К другим рассказам.