Рейс Нью-Йорк-Москва вылетал через десять минут. В проходах двухпалубного Боинга ещё суетился народ, а огненно-рыжая стюардесса уже предлагала напитки пассажирам первого класса. Около моего кресла она задержалась немного дольше и, перечисляя вина, кокетливо понизила голос. Невинный флирт одобрили не все. Седая дама, сидящая через проход, чопорно поджала губы и с возмущением посмотрела в нашу сторону. Я взял бокал калифорнийского красного, поблагодарил игривую стюардессу и, повернувшись к рассерженной попутчице, улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. Средство подействовало. Строгая блюстительница нравов успокоилась и, благожелательно кивнув, нежным голоском попросила стакан апельсинового сока.
Удобно, черт возьми, безотказно действовать на дам. «Его любили домохозяйки, домработницы, вдовы и даже одна женщина - зубной техник!», - с усмешкой процитировал я и вздрогнул, споткнувшись о конец фразы. Любимые Ильф и Петров вспомнились некстати. Женщина - зубной техник, вернее будущий стоматолог, ни капельки меня не любила. Столько лет прошло, а старая обида нет-нет и заскребет душу. Я улетел за океан, сделал успешную карьеру, стал отцом семейства, но забыть Анну не смог. Давно выброшены все фотографии лгуньи, но стоит закрыть глаза, и словно наяву вижу воздушную фигурку, светлые волосы, развивающиеся на ветру, и обманчиво прекрасное лицо с наивной детской улыбкой.
Всё в своей жизни я делал назло расчетливой красотке, задурившей мне голову вечной любовью и безжалостно бросившей, едва на горизонте замаячил богатенький мажор Репнин. Назло Анне я добился успеха в далекой Америке и сделал состояние, которое Мишке не снилось. Назло ей кружил головы девицам, выбирая самых сногсшибательных и длинноногих, а потом женился и завел семью не хуже, чем у Репниных. Обманщице с лицом ангела не удалось разрушить мою жизнь.
До сих пор меня терзает вопрос: чувствовала Анна хоть что-нибудь? Была ли искренна в те минуты, когда нежно целовала меня? Притворялась или нет, когда сладко вскрикивала в моих объятиях? Неужели всё было обманом?!
Я залпом допил вино и потянулся к наушникам, собираясь веселым мотивом прогнать тоскливые воспоминания. Но коварное радио словно нарочно застонало сладким голосом Челентано:
Su confessa amore mio
io non sono piu il solo, l''unico
hai nascosto nel cuore tuo
una storia irrinunciabile.
Io non sono piu il tuo pensiero
non sono piu il tuo amore vero
sono il dolce con fondo amaro
che non mangi piu.
Так признайся, моя любовь,
Что я больше не один-единственный
Ты скрываешь в своем сердце
Историю любви, от которой не в силах отказаться.
Не я больше твоя единственная мысль,
Не я больше твоя настоящая любовь,
Я та сладость с горьким привкусом,
Которую ты больше не ешь.
Почему самые прекрасные минуты жизни, я провел не с тем человеком? Как не заметил ложь в синих, словно омуты глазах? Я боготворил эту притворщицу. Без преувеличений был готов умереть за один её взгляд. Наивному, мне казалось, что мы две половинки, которые не могут жить друг без друга. Я прикасался к шелковистым волосам, и сердце замирало в груди. Целовал нежные губы и забывал обо всем на свете. Её имя звучало мне сладкой музыкой: - Аня, Анна, Анечка… Я едва не сошел с ума от счастья, когда, наконец, она стала моей. В тот миг лучистые глаза смотрели на меня с любовью. Я не мог ошибиться. Есть минуты, когда невозможно лгать. Мы любили. Мы были счастливы. Казалось, впереди бесконечный праздник жизни…
Где, в чем я ошибся? Почему не заметил, как изменилась Анна. Была рядом, а думала о другом. Тайком уходила куда-то. Отнекивалась и шутила в ответ на мои вопросы. Как случилось, что любимая стала чужой?
Челентано вздохнул и пропел:
Ma perche tu sei un''altra donna
ma perche tu non sei piu tu
ma perche non l''hai detto prima
chi non ama non sarà amato mai
che ne hai fatto del nostro bene
e diventato un freddo brivido
le risate e le nostre cene
scene ormai irrecuperabili
Отчего ты стала другой женщиной?
Отчего ты больше не ты?
Ну отчего ты сразу не сказала,
Кто не любит, тот не будет больше любим.
Что ты сделала с нашей любовью?
Она стала холодным ознобом.
Наш смех, наши ужины вдвоем –
Этих сцен уже не вернуть.
Это уж слишком. Нахмурившись, я отбросил в сторону наушники. Хватит слезливых воспоминаний. Подумаю о приятном. Например, о том, что одноклассники каким-то чудом разыскали меня и пригласили на вечер встреч. Нашему выпуску – двадцать лет! Даже не верится. Интересно будет увидеть, кто кем стал, чего добился. Долгие годы до меня не доходило никаких вестей. Расставшись с Анной, я порвал связи с друзьями, пытаясь забыть прошлое. Бабушка, заменившая мне мать, давно умерла. Отец, преподававший в Штатах, усиленно звал к себе, и я решился - уехал, чтобы начать жизнь заново, с чистого листа.
Поначалу было нелегко. Смешно и горько вспомнить, как ночами я словно девчонка просыпался на мокрой от слез подушке. Тело бил холодный озноб. От него не спасали ни теплый душ, ни горячительные напитки. Боль съедала, грызла, рвала меня изнутри. Порой хотелось не жить. Но останавливала мысль, что Анна, узнав о моей кончине, сморщит прекрасный носик и с сожалением скажет: «Бедный Владимир, мне всегда казалось - в этой жизни у него ничего не получится». Нет, обманщица должна узнать, что сделала неверный выбор. Её счастливым билетом был не Репнин, а я.
Желание добиться успеха, держало меня на плаву. Шло время. Работа всё больше затягивала меня. Постепенно пропали ночные истерики. Я начал замечать людей вокруг. Боль не исчезла, но стихла - затаилась глубоко внутри, лишь изредка острым приступом вырываясь наружу, как сегодня.
Успокаиваясь, я взял новый бокал и с грустью подумал, что завтра на празднике увижу постаревшую Анну. Почему я так долго не решался на встречу? Зачем тянул время? Наивной и чистой девочки, которую я боготворил, давно нет. Есть мадам Репнина – женщина, променявшая любовь на благополучное существование. У неё не может быть Аниных лучистых глаз. Люди с каменным сердцем смотрят холодно и спокойно. Хватит одного взгляда, чтобы избавиться от глупых воспоминаний…
Собираясь раз и навсегда проститься с прошлым, я оделся особенно тщательно и долго стоял перед зеркалом, разглядывая темноволосого пижона в парадном смокинге. Не слишком ли шикарно? Оказалось, в самый раз. Вечер подготовили с королевским размахом. По залу дорогого ресторана, стилизованного под дворец дожей, фланировали успешные дамы и господа, в которых я с трудом узнавал постаревших за время разлуки друзей. Меня встретили с особым восторгом, обзывая блудным сыном и тормоша во все стороны. На миг я снова почувствовал себя хулиганистым мальчишкой, у которого впереди вся жизнь. Но скоро речь перешла на дела. Болтун Модя, ставший популярным ведущим, потребовал, чтобы я дал интервью его передаче. Очкарик Дрюня, ныне маститый банкир, поинтересовался особенностями американского налогообложения и предложил встретиться в более деловой обстановке. Парочка светских львиц, в которых угадывались неразлучные модницы Поля и Оля, начала кокетливо выяснять мой семейный статус, а заодно наличие любовниц. Жизненная суета снова поглотила меня, и чувство светлого дежа вю пропало.
Постепенно одноклассники ослабили напор, и, вздохнув свободнее, я огляделся по сторонам, ища Анну. Наблюдательная Поля тут же поинтересовалась, кто мне нужен.
- Что-то не вижу Репнина, - с наигранной беспечностью заметил я.
– Он будет чуть позже, - доложила всезнающая Оля.- Этим утром Мишка привез семью с отдыха на Мальдивах и увяз в домашних заботах. Что поделать, многодетный отец!
Я открыл рот, чтобы спросить, как дела у мадам Репниной, но не успел - у входа в зал появился её супруг. Репнин поседел, раздобрел, но выглядел весьма презентабельно. К моему удивлению, Анны с ним не было. Может, дети заболели, и заботливая мамочка осталась дома? На меня нахлынуло разочарование. Неужели Анна не придет?! Впрочем, чего терзаться догадками – спрошу у её благоверного. Чувствуя, что в горле пересохло, я схватил ближайший бокал, несколькими глотками осушил его и, немного придя в себя, неровными шагами направился к Репнину, бросив прекрасных дам самым невежливым образом.
Мишка радостно кинулся мне навстречу и начал по-дружески обнимать, словно не был причиной всех бед. Потом посерьезнел и, потянув в сторону, заявил, что хочет поговорить. Найдя тихий уголок, он заботливо усадил меня на длинный диван, обитый кожей, устроился рядом и сообщил, что должен передать письмо от Анны. Хмыкнув, я поинтересовался, почему красавица не пришла на встречу сама. Услышав вопрос, Мишка побледнел и, округлив глаза, деревянным голосом констатировал:
- Ты ничего не знаешь…
Я собрался ядовито прокомментировать дурацкое высказывание, но слова замерли на губах. Сердце сжалось от недоброго предчувствия, и, тряхнув за плечи онемевшего Репнина, я потребовал:
- Говори, не тяни.
От тычка Мишка ожил и извиняюще пробормотал:
- Прошло столько лет. Я думал, известия дошли до тебя. Конечно не сразу. Анна не хотела этого.
- Чего не хотела Анна?
Мишка снова притих, потом вытащил письмо и, протянув, вымолвил запинаясь:
- Лучше прочти, и сам всё поймешь. А я похожу рядом. На всякий случай.
Всё больше волнуясь, я взял пожелтевший конверт, достал сложенный вчетверо листок в клетку и, с третьей попытки развернув его, впился глазами в знакомый почерк.
"Володя, здравствуй!
Прости, если моё письмо причинит тебе новую боль, но мне очень важно, чтобы ты (пусть спустя много лет) узнал правду. Перед нашим расставанием, я обманула тебя. Мне никогда не был нужен никто другой. Я любила, люблю и буду любить только тебя. Ты – моё единственное счастье. Но нам не быть вместе. Месяц назад у меня нашли рак. Болезнь развивается быстро – осталось совсем немного, надежды нет. Я знаю, ты не оставил бы меня до последней минуты. И ещё знаю, что моя смерть отняла бы две жизни, мою и твою. Поверь, я много думала, прежде чем решилась на обман. Быть жестокой, даже ради спасения, оказалось непросто. Когда ты, побледнев, слушал мою выдумку про брак с Репниным, мне едва хватило сил, чтобы не броситься к тебе и признаться во всем. Но я не поддалась слабости, потому что знала: правда ударит больнее лжи. Быть может, убьет. А я хочу, чтобы ты жил, ходил по этой земле, дышал, улыбался, любил. Хочу, чтобы у тебя была семья, дети. Много детей.
Время лечит. Ты уедешь к отцу. Постепенно затихнут обида и боль. Затянутся раны. У тебя будет новая жизнь, без меня. Пройдет много лет, ты получишь моё письмо и, читая его, с грустью вспомнишь девушку, которая любила тебя и хотела, чтобы ты был счастлив.
Прощай, любимый, и прости меня за обман.
Целую тебя,
Твоя Анна."
Я сидел с каменным лицом, а Репнин бегал вокруг и, по-дурацки размахивая руками, бормотал, что Аня всё время вспоминала меня, что просила, как можно дольше скрывать её смерть, что спустя десять лет он пытался найти меня, но безуспешно. А я молчал и думал о потерянном месяце рядом с Анной. Будь проклята эта ложь! Не надо было меня спасать! Не надо! Я бы умер, но так было бы лучше. Для всех. Бедная моя девочка! Не я дежурил возле тебя ночами, давал лекарства, читал книги. Не я слышал твои последние слова. Ты перехитрила меня, любимая. Заставила жить – даже без тебя. Ты права - время лечит. То, что убило бы тогда, сегодня лишь ранит. Будет больно и горько, но я не умру. Справлюсь с бедой и вернусь домой, к жене, сыновьям. Стану по-своему, не как тебя, но всё же любить их. Постараюсь быть счастливым, как хотела этого ты, моя мужественная обманщица.
Самолет плавно набрал высоту. Внизу остался дом, где я вырос, школа, в которой учился с Анной, тесная комнатка, где мы любили друг друга, и скромный памятник на маленькой могиле. Я надел наушники и снова услышал грустный голос Челентано.
Quando viene la sera
e il ricordo pian piano scompare
la tristezza nel cuore
apre un vuoto piu grande del mare
piu grande del mare.
Когда наступает вечер
И воспоминания понемногу отступают,
От тоски в сердце отверзается бездна,
Бездна, громаднее, чем море
Песня звучала и звучала, а я беззвучно плакал, не стыдясь своих слез.
