Ночное дежурство не самое лучшее время. Корабль ползет по задворкам галактики. Курс учебного полета установлен на год вперед. Делать нечего. От скуки глаза слипаются, а спать нельзя. Черт бы побрал архаичные правила! Тысячу лет назад, когда освоение космоса только начиналось, было разумным держать бортовые приборы под постоянным наблюдением, но нынче центральный компьютер способен отследить любые неожиданности, и тоскливое время дежурства каждый из стажеров убивает, как умеет.
Въедливая Кати Нарышкина в сотый раз проверяет, нет ли отклонений от курса. Азартный Серж Писарев возится с нейтринной рулеткой, пытаясь рассчитать закономерность выигрышей. Непоседливая Лиза Долгорукая осваивает йогу, а запасливая Полина Пенькова разбирает коллекцию драгоценных камней, нумеруя экземпляры. Романтичнее всех использует ночные бдения мой приятель Мишка Репнин, рисующий космические пейзажи.
Проверять проложенный компьютером курс глупо. В игре я полагаюсь на удачу, а вместо йоги увлекаюсь боевыми искусствами, для которых нужен спарринг-партнер. Коллекции камней у меня нет, художественных талантов тоже, и чтобы скоротать время приходится изучать попутные планеты.
Порой встречаются интересные экземпляры. Сегодня я сразу засек обитаемую планету в доступных мега-спектрометру окрестностях. Компьютер показал уровень цивилизации Q5. Туземцы начали осваивать космос. На уровне Q7 межгалактический совет установит с ними контакт и причислит к существам разумным. Если конечно туземцы не угрохают друг друга в войнах, которые то тут, то там вспыхивают у них на планете. Я без особого удовольствия понаблюдал за очередным конфликтом, причиной которого оказалась допотопная нефть, и переключился на мирные картины.
И тут было не всё путем. Пробив ограду высокого моста, в реку падало небольшое транспортное средство, называемое маршруткой. К счастью, удар о воду получился не слишком сильным, и люди остались целы. Компьютер насчитал шесть туземцев. Пять из них успешно выбрались на поверхность. Я сдвинул точку обзора под воду и ругнулся. Девочка-подросток в отчаянии дергала край длинного плаща, зажатый между искореженных сидений. Её ещё можно было спасти, но перепуганные попутчики, забыв обо всем, лихорадочно гребли к берегу, а маршрутка начинала уходить под воду.
С монитора на меня с мольбой взглянули огромные, на пол лица, глаза девчушки. Прозрачно-голубые, они напомнили моё родное небо в прохладный летний день, когда, раскинувшись, лежишь в траве и смотришь в безоблачную вышину, и голова кружится всё сильней, и сердце сжимается неясно от чего.
Если бы не эти глаза, я решил, что вижу куклу. Так длинны были затенявшие их ресницы. Так гладка алебастровая кожа, даже под десятикратным увеличением не таившая изъянов. И словно нарисованной казалась иссиня черная каёмка вокруг зрачков.
Но кукольные глаза жили. Они кричали, моля о помощи. Кричали именно мне. Строгие правила предписывали никоим образом не вмешиваться в инопланетную жизнь, но стоило экрану покрыться рябью от хлынувшей в маршрутку воды, как я вскочил и принялся настраивать портал.
Несколько растянувшихся до вечности секунд, и капсула мигнула зеленым светом. Телепортация прошла успешно. Хотелось разглядеть спасенную, но в бюджетной капсуле не было прозрачных окон. Датчики подтвердили – девочка потеряла сознание, но жива и полностью здорова. Оставалось вернуть её обратно. Я сместил конечную точку, чтобы спасенная малышка оказалась на берегу, и нажал на кнопку, запуская процесс, но всё пошло не так. Капсула мигнула красным, высвечивая ошибку.
Пока я возился с расчетами, корабль переместился на расстояние, недоступное для телепортаций. По крайней мере, живых существ. О возвращении назад не было речи. Разворот летящего со световой скоростью корабля требовал слишком много энергии и нескольких пилотов.
Я нахмурился. Утром о моём самоуправстве станет известно всем. Нарушителя дисциплины по головке не погладят, но не это беспокоило меня. Законы космоса жестоки. Брать туземцев с недоразвитых планет на борт запрещено. Судьбу спасенной девочки будут решать общим голосованием. Дай бог, чтобы её не посчитали за балласт и не отправили за борт, «гуманно» усыпив. В доброте Лизы и Михаила я не сомневался, но остальные едва ли поймут мой внезапный порыв. Особенно наш педантичный капитан Петр Михайлович Долгорукий.
Решив бороться до последнего, я проверил показатели погруженной в сон девчушки и продлил его на восемь часов. Пусть отдыхает и ни о чем не беспокоится. Её жизнь находится под моей защитой.
=====
По негласному обычаю общее собрание проводят в большом и неуютном центральном зале. Не люблю его помпезный вид. Стены отделаны кричащими узорами. Излишне яркий свет слепит глаза. Из-за высоких сводов каждому слову вторит металлическое эхо, и кажется, что говорят не члены экипажа, а титановые роботы. К тому же кресла размещены так редко, что проще дотянуться до стены, чем до ближайшего соседа.
Петр Михайлович долго распространялся о моём легкомыслии. Под конец он сделал постное лицо и заявил, что по моей вине нашему дружному экипажу придется пережить тяжелые минуты, отправляя за борт бедную туземку, но иначе поступить нельзя. Устав суров и не позволяет держать на корабле посторонних.
Лиза перебила напыщенную речь отца: - Папа, но есть же исключения из правил!
Долгорукий важно откашлялся: - В редких случаях, когда туземцев собирают с научной целью. На наш экипаж данная задача не возложена. И прошу тебя, Лиза, на общих собраниях обращайся ко мне официально, по имени отчеству. Всему своё место.
Я поморщился от его высокопарного слога. Хотелось ругнуться, но ради спасенной девочки приходилось держать себя в руках.
Заметив, как меня корежит, Мишка Репнин первым бросился в атаку:
- Петр Михайлович, мы же гуманные люди. К чему отнимать жизнь у разумного существа. Ресурсов у нас достаточно. Сколько девочка съест? Каплю в море.
- Репнин, ты рассуждаешь, как мечтатель, - вклинился в беседу снисходительно усмехнувшийся Писарев. – Девочка ещё и дышит. Как специалист по системе жизнеобеспечения, напомню: в космосе кислород обходится крайне дорого.
- Прибавьте сюда воду, - поддержала его Полина. – И вообще, - неодобрительно посмотрела она на меня: - У нас космический корабль, а не склад ненужных вещей. Стоит создать прецедент, и каждый притащит на борт своего туземца. Дурной пример заразителен.
- Речь идет не о вещи, а живом человеке! - не сдержавшись, выкрикнул я.
- Ведите себя пристойно, Владимир Иванович, - тут же одернул меня Долгорукий, - иначе придется Вас удалить с собрания.
Я скрипнул зубами, беря себя в руки. Каждый голос был на счету. Пока за девочку высказались трое, включая меня. Трое были против. Оставалась надежда на дотошную Кати, но она чересчур любила нравиться начальству.
- Не такая уж девочка живая, - заявила Нарышкина рассудительным тоном, которым доказывала сложные теоремы. – Если бы не телепортация, туземка давно утонула. Усыпив её, мы восстановим былое равновесие. И что будет делать недоразвитая особь на борту высокоорганизованного корабля? Не держать же её, как ручную обезьянку.
Подведя научную базу, Кати победоносно оглядела притихший экипаж.
- Спасибо, Катя. Вы правы, как всегда, - одобрительно кивнул Долгорукий. – Обсуждение закончено. Проголосуем.
Результат четыре к трем был закономерен, но сдаваться я не собирался. Пока Долгорукий лицемерно распинался, как ему жаль несчастную туземку, в моей голове проносились планы один невероятнее другого. Поэтому я прослушал окончательный приговор.
- Владимир Иванович! – неодобрительный голос Долгорукого вывел меня из забытья. – Мы решаем судьбу живого существа, а Вы мечтаете о чем-то своем! Повторяю! Поскольку из-за Вас экипаж вынужден проявить несвойственную ему жестокость, будет справедливым, если именно Вы уберете с борта капсулу с туземкой. Всё, вопрос решен! Теперь обсудим расписание занятий в фитнес-зале.
====
Едва собрание закончилось, Лиза и Михаил кинулись ко мне. Мой изобретательный друг успел придумать новый план.
- Володя, - негромко, чтобы не слышали наши оппоненты, предложил он. – Надо посмотреть, нет ли по курсу обитаемых планет и телепортировать туда твою туземку. Расход энергии заметят, но дело будет сделано!
Лиза с энтузиазмом поддержала его:
- Отличная идея! Мы с Мишей проверим планеты, а ты, Володя, настроишь капсулу.
Я кивнул.
- Согласен. Но вы телепортируете нас обоих – меня и девочку.
Мишель попятился: - Володька, ты с ума сошел! Себя не жалко, подумай об отце. Ты для него единственный свет в окошке.
Репнин не лгал. Отец вырастил меня один, научил всему, что я умею. Моя пропажа с корабля станет для него ударом. Но разве не отец сказал мне на прощанье: «Поступай всегда по совести, Володя. Что бы ни случилось, главное - остаться человеком». Я нахмурился:
- Ты расскажешь, как всё было, и отец поймет меня.
Мишка насупился, уже не возражая, а Лиза одобрительно воскликнула:
- Владимир, ты - настоящий герой!
Я пожал плечами, Лизавета любит всё идеализировать:
- Причём тут герой. Я спас девочку и отвечаю за неё. Лучше найдите планету поприличнее.
Лиза потащила упирающегося Мишеля изучать окрестности, но, как назло, ничего мало-мальски пригодного для житья не обнаружилось не только в дневной, но и недельной близости.
Мои друзья сникли и отправились придумывать новый план, а я решил проверить свою спасенную. В отсеке было темно. Я включил свет, сел у капсулы и, проглядывая данные малышки, задумался о том, что предпринять. От сознания своего бессилия к горлу подступала тошнота. За несколько часов незнакомая девочка стала мне дороже всех. Я был готов спасти её даже ценою жизни. Но моя смерть не изменила бы ничего…
На экране пробегали данные. Спасенную звали Анна. Шестнадцать земных лет. Интересно, много это или мало? Я задал пересчет и удивленно свистнул. Биологический возраст соответствовал минимальному брачному в моей галактике. Спасенная была не такой уж малышкой. Если бы не случившаяся беда, она могла выйти замуж и стать счастливой женой.
И тут меня озарило! Увидев мою безумную улыбку, Лиза и Мишка испуганно попятились, но я успокоил друзей. В конце концов, гениальные планы приходят в голову не только моему приятелю. Услышав, что я собираюсь сделать, Мишель предусмотрительно напомнил, что после такого брака мне едва ли выдадут диплом и присвоят звание капитана. Но Лиза радостно замахала руками.
- Разберутся и всё поймут! Володька - гений! В своде правил нет запрета на подобный брак. Значит, он разрешен. Мы разбудим Анну и объясним, что вас надо срочно поженить. Два свидетеля у нас есть. Центральный компьютер доступен. Зарегистрируем акт, и никто не осмелится тронуть супругу Владимира Корфа.
===
Заблокировав отсек, чтобы нам никто не помешал, мы запустили открытие капсулы. Процесс занял не более пяти минут.
Разбуженная невеста долго хлопала ресницами, недоверчиво разглядывая нас. При телепортации плащ, едва не стоивший ей жизни, исчез. Осталось легкое платье с широкой юбкой, которую она испуганно теребила. Для своих шестнадцати Анна выглядела слишком маленькой и хрупкой. Но хрупкость её была не детской, а женственной и нежной, так что у меня перехватило дыхание. Не люблю худых особ. Как ни наряжалась Кати, кокетничая со мной, прелести статной Полинки казались мне гораздо соблазнительнее, но никогда при взгляде на неё я не испытывал того острого желания, которое сейчас совсем некстати накатило на меня.
Стараясь отдышаться, я малодушно порадовался, что вести переговоры поручили Лизе, рассчитывая, что её приветливый вид скорее успокоит Анну, чем наши с Мишелем плечистые фигуры.
- Значит, я не в больнице? – долетел до меня похожий на перезвон колокольчиков голосок моей спасенной.
Лиза ещё раз старательно повторила заготовленную легенду. Она не отличалась от правды, за исключением того, что мы решили умолчать о принятом собранием вердикте. Хватит с Анны новых впечатлений. На её планете сняли немало фильмов о контактах с инопланетянами, но первой из землян увидеть их на расстоянии вытянутой руки – к такому сюрпризу она была не готова.
К счастью, успокоительного не потребовалось. Хрупкая малышка оказалась железной кнопкой. Она мужественно переварила сообщенные Лизой новости и, убедившись, что мы не шутим, с излишней вежливостью приветствовала нас, видимо считая, что должна держаться официально, представляя всех землян. Но Лизавета быстро растопила лед. Пара приветливых фраз, и девушки заговорили, как давние подруги.
Наладив контакт, Лиза добралась до главного и сообщила Анне, что вон тот стоящий справа симпатичный брюнет спас ей жизнью.
- Ты не представляешь, каких усилий ему это стоило. Но теперь ему нужна твоя помощь, чтобы избежать серьезных неприятностей.
Анна перевела на меня ясный, как майское небо взгляд.
- Спасибо Вам!
Надо было ответить, но я не смог выдохнуть ни слова. Стоял и молчал, как блаженный. Только что не лыбился.
Лиза хохотнула.
- Его зовут Владимир. Владимир Корф. Честное слово, он умеет говорить. Просто онемел от счастья, когда разглядел тебя получше.
Шутка Лизы растопила лёд. Анна засмеялась и кивнула.
- Я сделаю всё, что надо, только объясните. И ещё, - она погрустнела: - Если мне нельзя вернуться, нет ли способа хоть как-то передать моим родителям, что я жива?
Центральный компьютер сразу зафиксировал наш с Анной брак. Мы подходили друг другу по всем параметрам. Совпадали не только группа крови и резус фактор, но даже показатель Сейдман.
Услышав новость, Долгорукий схватился за правый бок.
- Петр Михайлович, сердце немного выше и с другой стороны, - весело напомнил я. – Кстати, как капитан, Вы обязаны поздравить меня. Надеюсь, моей любимой жене аннигиляция не грозит?
Надо отдать должное Долгорукому. Он быстро пришёл в себя и с кислым видом протянул мне руку.
- Поздравляю, Владимир. Не могу одобрить Ваш выбор, но за супругу можете не волноваться. Где она сейчас?
- Сидит за компьютером. Изучает нашу планету.
Я не лгал. Анна оказалась не только красивой, но и любознательной и умной и всё схватывала на лету. Моя маленькая супруга была бы идеальна, если бы не один серьёзный недостаток. Я не слишком понравился ей. Узнав, что мы должны немедленно пожениться, она покраснела, словно спелая вишенка, и испуганно уставилась в мой подбородок. Пришлось успокоить её, объяснив, что брак останется фиктивным. После этого Аня задышала свободнее и даже улыбнулась мне. Следовало радоваться, что всё складывается удачно, а я помрачнел. Непонятно почему, но мне вдруг до безумия захотелось, чтобы моя спасенная радостно кинулась мне в объятия и поклялась в вечной любви.
Борясь с непонятной хандрой, я напомнил себе, что Аня слишком мала. Неудивительно, что её испугала перспектива брака с инопланетным незнакомцем. Самым разумным будет вести себя, как старший брат, и постараться стать ей другом. Пусть подрастет, а там посмотрим.
==============
Несмотря на разницу в уровне наших цивилизаций, мы с Анной неплохо понимали друг друга. Всё свободное от вахты время я проводил с ней, рассказывая, как устроена жизнь на моей планете, объясняя обычаи и порядки. Друзья помогали нам. Лиза давала уроки литературы и истории, в которых была сильна. Михаил, узнавший, что Анна готовилась поступать в музыкальное училище, помогал ей освоить нашу нотную грамоту, изрядно отличавшуюся от земной. На корабле нашелся заброшенный всеми синтезатор. Анна освоила его и начала петь, аккомпанируя себе. Услышав её в первый раз, Михаил пришел в восторг и собрался по возвращении домой познакомить «талантливую исполнительницу» со своим дядей, известным дирижером Оболенским. Анна благодарно улыбнулась дифирамбам моего приятеля и, опустив ресницы, покосилась на меня. Я был более сдержан.
- У тебя неплохой голос, но мы с Мишелем в музыке дилетанты. Подождем, что скажут специалисты.
Анна кивнула, ничем не выдавая своего разочарование. Разве что стала излишне серьезной и, сославшись на усталость, отказалась спеть ещё.
Глядя, как она, нахохлившись, перебирает клавиши синтезатора, я с досадой выругал себя. Ну что стоило сказать пару комплиментов. Мне же понравилось - да ещё как! Пока Анна пела, я боялся шевельнуться, даже дышать забыл, и в глазах предательски щипало. Ещё немного, и непробиваемый Владимир Корф прослезился бы от женского пения. Но Мишкино умильное сюсюканье разозлило меня. Восторженные комплименты разом вылетели из головы. Трезво рассудив, что по отношению к Анне мне едва ли удастся быть беспристрастным, я постарался дать объективный ответ и, кажется, переборщил. Аня и без того излишне деликатная и сдержанная со мной совсем замкнулась.
Весь вечер мне было не по себе, но ночью, ворочаясь на диване и в который раз жалея, что личная каюта состоит из одного, хоть и просторного отсека, я понял, что сделал верный выбор. Да, черт возьми! Надо держать дистанцию между собой и Анной. Иначе, я сорвусь, забыв, что брак фиктивный. Моя жена ещё ребенок. Порой наивный, когда спрашивает, почему мы понимаем друг друга, хотя говорим на разных языках. Порой пугливый, когда краснеет от моего прикосновения и стесняется пройти по комнате в ночной рубашке, скромнее которой разве что скафандр для выходов в открытый космос. Но сколько ни тверди себе: - Ребенок! - очарование не пропадет.
Даже видя Анну закутанной с головы до ног, я задыхался от желания. Днем ещё удавалось изображать из себя заботливого старшего брата, но ночь сметала все преграды, и я едва обуздывал себя. Анна безмятежно спала в моей постели, уютно подложив ладонь под щеку, а я вертелся на походном лежаке и, как в лихорадке, повторял, что надо подождать. Низ живота сводило горячечной судорогой. В висках звенело. Я ненавидел эти ночи. Ненавидел своё неуемное желание. Ненавидел самого себя. Не будь мы в полете, я принял бы таблетки и успокоился, но пилотам они строжайше запрещены. Надо сохранять хорошую реакцию. Оставался холодный душ и тайная надежда, что через год-другой Анна вырастет, и я смогу открыто добиваться её любви. А пока приходилось томиться и с гордостью наблюдать, как моя девочка всё больше осваивается на корабле.
Я объяснил Долгорукому, что в его интересах хранить в тайне позорное решение собрания. Любящий читать нотации другим, капитан сначала расшумелся, что мальчишка берется его учить, но представив возможные конфликты, сдался и подписал приказ о молчании, бурча, что за нынешний учебный полет ему полагается тройной оклад.
Миша и Лиза одобрили мой демарш. Остальные члены экипажа держались нейтрально. Серж, разглядевший мою супругу, хмыкнул, что охотно бы телепортировал себе такую крошку и научил её всему. Рожа у него при этом была такая сальная, что у меня чесались руки хорошенько заехать по ней. Думаю, мои намерения отразились на моем лице, и Серж вовремя ретировался, перестав заигрывать с Анютой. Полина и Кати сохраняли многозначительную дистанцию. Первая считала себя более красивой, вторая – умной.
Но через пару недель лёд тронулся. Полина обнаружила, что Анна умеет делать из камней и лоскутов ткани роскошные цветы. Притащив свою коллекцию, эта тряпичница упросила мою жену соорудить ей несколько украшений. Результат превзошел ожидания, и Полина стремительно подобрела, снизойдя до новенькой и старательно осваивая полезное ремесло. А скоро Анна стала полноправным членом экипажа, оказав нам всем неоценимую услугу.
Согласно маршруту следовало совершить гиперпространственный прыжок, но как назло, мощная магнитная буря вывела из строя управляющий блок. Рассчитать траекторию мог центральный компьютер, но при гиберпрыжке он задействован для других работ, а заранее подготовить выкладки невозможно. Поправки учитывают по горячим следам, каждые полминуты. Иначе промахнешься и влетишь неясно куда.
Сначала мы не прониклись серьезностью проблемы и собрались обойтись карманными вычислителями, но набить за полминуты длинные цифры не получалось. Вызвать помощь из центра управления полетом было невозможно. Мы находились слишком далеко, сигнал шёл до дома не меньше двух лет. На корабле началась тихая паника, и тут наблюдавшая за нашими терзаниями Аня пришла на помощь.
- На Земле много веков используют механические счёты.*
Она нарисовала настолько примитивное устройство, что я не удержался от снисходительной усмешки и пояснил, что расчеты при гиберпрыжке сложны и требуют много разрядов.
- Я понимаю, - покачала головой моя супруга. – Но нас восемь человек. Каждый может взять по счетам и отвечать за свой интервал. Давай сначала попробуем вдвоем.
Чтобы не расстраивать её, я смоделировал несколько земных счет и потренировался вместе с Анной. Быстрота и точность вычислений порадовали. Вчетвером с Мишей и Лизой мы почти добились нужной скорости. А когда к нам присоединились озадаченная Полина, снисходительно скривившаяся Кати и воспрянувший от надежды Серж – проблема расчетов была решена. Мы точно выполнили гиперпрыжок. До родной планеты осталось полгода пути.
Казалось, все проблемы позади, но я ошибся.
============
По случаю удачного гиперпрыжка решили устроить праздник. Кают-компанию украсили лазерной подсветкой, накрыли фуршетный стол, подготовили всё танцев и голографического салюта. Осталось нарядиться к торжеству.
Мне потребовалась пара минут, чтобы надеть смокинг и оставить каюту в распоряжении Анны, собиравшейся с помощью Лизы выбрать вечернее платье по каталогу,
- Моделируй, какое хочешь. Энергии хватит, - великодушно заявил я, решив побаловать главную виновницу торжества. Лиза одобрительно подмигнула:
- Иди, иди, мы быстро управимся.
Но прошло полчаса, а моя красавица не появлялась. Я заглянул в каюту, собираясь поторопить увлекшихся модниц, и застал обрывок яростного спора:
- Лиза, ты не понимаешь! Я не могу это надеть!
- Но мы всегда так наряжаемся в праздник. Это общепринятая традиция. Я же дарила тебе хрустальные цветы и объясняла, что их надевают на кончики сосков.
- Я думала, что это для особых, интимных случаев, - смущенно возразила Аня и, увидев меня, залилась пунцовой краской.
И тут я понял, в чем проблема. Наша повседневная одежда состоит из свободной рубашки и брюк и не слишком отличается от земной. Но в праздники принят старинный обычай. Мужчины надевают смокинги, а девушки платья с глубоким декольте, открывающим грудь. Эта часть женского тела считается у нас особенно красивой, недаром ей посвящено столько песен, картин и поэм.
Как выяснилось позднее, на Аниной планете подобному обычаю следовали в древнем Египте, а нынче декольте земных дам проходят посередине груди, обязательно скрывая соски, которые мы украшаем изящными накладками. В общем, вопрос не стоил выеденного яйца. Я улыбнулся и посоветовал:
- Если Ане неудобно, смоделируйте платье с закрытой грудью.
Лиза упрямо замотала головой.
- Ты не понимаешь! Аню признали одной из нас, и вдруг она придет в земном наряде. Зачем напоминать о прошлом?
Я снисходительно отмахнулся:
- Давно ли ты стала такой пугливой?
Лиза отвернулась от компьютера и обиженно поджала губы:
- С тех пор, как беспокоюсь об Ане. Впрочем, делайте, что хотите, а я пойду переоденусь. До праздника осталось полчаса.
Аня проводила взглядом расстроенную подругу:
- Лиза не трусиха! Зря ты обвинил её. Она смелая, просто волнуется за меня.
Я развел руками. Женская логика необъяснима. Вот и вступайся за них.
Аня словно прочла мои мысли.
- Лиза была права. Раз у вас такие традиции, я оденусь к празднику как надо!
С этими словами она кликнула мышкой, выбирая белоснежное платье, расшитое прозрачными блестками, точь-в-точь как хрустальные накладки, подаренные Лизой. Процессор негромко загудел, моделируя наряд. Аня многозначительно оглянулась на меня.
За месяц совместного проживания я привык к безмолвным намекам и, перестав возражать, вышел из каюты, поджидая упрямицу у входа. Она появилась через несколько минут. Платье сидело, как влитое на её стройной фигурке. Хрустальные цветы изящно прикрывали соски. И вся Анна казалась сделанной из хрусталя. Сияющего, хрупкого и кристально-чистого. Такого, что казалось кощунственным дотронуться до неё.
Пришлось напомнить себе, что хрустальная богиня – моя жена, и решительно взять её за руку. Прохладная ладошка Анны дрожала от волнения, и я мгновенно успокоился, делая вид, что не замечаю двух белоснежных округлостей, которыми следовало гордиться и которые Аня так стеснялась открыть.
Впрочем, увидев, как на мою жену уставились другие мужчины, я пожалел, что наши дамы не ходят закутанными с головы до ног. В этот миг мне хотелось спрятать Анну от всего мира и владеть ей единолично и безраздельно. К сожалению, моя власть ограничилась бдительным надзором и тем, что весь вечер моя жена танцевала только со мной. Мишель пытался заикнуться об обещанном вальсе, но я выразительно покачал головой.
В отличие от красного наряда Полинки, больше похожего на дырявую юбку, платье Ани было скромным и прикрывало спину и плечи, но, как назло, взгляды мужчин всё время скользили именно по её изящной фигурке. Под конец вечера я был готов начистить физиономии всему экипажу, вернее его мужской части, и едва настало время, предложил Ане уйти.
Успевшая выпить несколько бокалов с шипучим вином и увлеченная каким-то занудным разговором с Кати, моя жена пыталась возражать, но я накрыл её губы своими и, подхватив на руки, потащил в каюту. На полпути стало ясно, что с поцелуем я погорячился.
Нас уже никто не видел. Следовало остановиться. Но губы не слушали меня. Они спускались всё ниже, не желая отрываться от хрустальной нежности, трепетавшей под ними. Темная, жаркая волна захлестнула меня. Я обезумел, как зверь, почуявший добычу, и неясно, каких бед натворил, если бы Аня не всхлипнула - жалобно и тихо - и куклой обмякла в моих руках.
Негромкий стон подействовал сильнее холодного душа. Жаркая волна отхлынула, и я с ужасом обнаружил, что стою посреди собственной каюты, прижимая к груди бездыханную Анну. Она была такой маленькой и хрупкой, что на миг мне померещилось, что случилось самое страшное. К счастью, я не настолько много выпил, чтобы поддаться абсурдным мыслям.
Твердя успокоительное: - От поцелуев не умирают, - я уложил Аню в постель, предусмотрительно прикрыв одеялом, и дал вдохнуть кислородный тонизатор. Хрустальные щеки порозовели. Ресницы дрогнули. Я понял, что малышка пришла в себя, но стесняется открыть глаза. Следовало извиниться, но в голове царил полный сумбур. Вместо покаянных слов на язык просились такие пылкие признания, что бедная девочка могла снова потерять сознание. Обругав себя идиотом и бесчувственным чурбаном, я решил не беспокоить её и, убедившись, что всё в порядке, виновато вышел из отсека.
Праздник успел закончиться. В кают-компании царила тишина. Я присел в кресло, понимая, что сегодня не усну, и собираясь скоротать время за недавно присланным блоком новостей. Но сухие строки пролетали мимо моего сознания. Перед глазами стояла Анна в белоснежном платье. Губы хранили вкус её кожи. Руки помнили, какой невесомой она была. Моя маленькая хрустальная снежинка – слишком хрупкая и нежная для взрослых страстей.
Только под утро я ненадолго задремал, очнувшись от ехидного голоса Кати:
- Что я вижу? Анна выгнала тебя! Неужели ты так плох? Или земные женщины излишне разборчивы?
В обычное время язва получила бы достойный ответ, но спросонья обида накатила на меня, заставив брякнуть первое, что стукнуло в дурную голову:
- Не знаешь, не суди! Наш брак фиктивный. Не мог же я позволить вам угробить человека.
Кати застыла, выпучив глаза, и я с досадой сообразил, какую глупость натворил. Конечно, после гиперпрыжка Аня стала членом экипажа, но кто знает, какие неприятности могут случиться, если откроется, что брак фиктивный. В голове Нарышкиной щёлкал невидимый калькулятор. Она уже подсчитывала, как лучше использовать случайно обнаруженный секрет. Пришлось забыть о гордости и упросить ни под каким предлогом не открывать тайны другим членам экипажа. Взамен я обещал Кати помочь с дипломом и подарить кольцо с магнитной флэшкой, на которое она давно запала. Выгода казалась очевидной. Нарышкина кивнула. Я вздохнул свободнее и поспешил к себе просить прощения у Анны.
Чем ближе я подходил к своей каюте, тем тревожнее становилось на душе. Как встретит меня Аня? Вчера я напугал её своей горячностью. Бедная девочка и раньше стеснялась меня, а теперь начнет совсем дичиться. Надо спокойно и ласково извиниться перед ней и обещать, что вчерашний инцидент никогда не повторится, и я больше ничего не сделаю против её желания. Если ей неприятны мои ухаживания, мы останемся друзьями, и она, как прежде, сможет рассчитывать на мою поддержку.
Я составлял прочувственную речь, втайне надеясь, что в ответ моя маленькая жена опустит ресницы и тихо шепнет, что ей было вовсе не неприятно. Непростительная самоуверенность, но кто из нас не мечтал. Я уже видел, как сидящая в кресле Аня покраснеет, точно вишенка, и начнет смущенно водить тоненькими пальчиками по широкому подлокотнику, и я склонюсь и нежно прижмусь к ним губами…
Но всё пошло не так, как я мечтал. В каюте стояла пугающая тишина. Кровать была застелена. Вещи убраны. Я бросился к стеллажам и с облегчением обнаружил, что Анина одежда, как прежде аккуратно разложена по полкам. Ткнувшись носом во вчерашнее белоснежное платье, я жадно вдохнул до боли знакомый аромат и, немного придя в себя, пошел на поиски беглянки.
Но мне встречался кто угодно, только не она. Выходящая из каюты Лиза с беспечной улыбкой пожелала мне доброго утра и сообщила, что Аню ещё не встречала.
- Я думала, после вашего вчерашнего ухода ты так быстро её от себя не отпустишь, - хмыкнула она.
Догнавший меня Мишель с постной миной сообщил, что счастлив за нас с Анной. И что теперь я должен быть ещё внимательнее и бережнее с женой.
Маячивший у входа в столовый отсек Долгорукий напомнил, что я нахожусь на корабле, и попросил вести себя скромнее.
Я стиснул зубы, едва сдержавшись, чтобы не послать куда подальше и заботливых приятелей, и зануду-капитана. Среди волнений за Аню мне было не до них.
Стало немного легче, когда я увидел, что она, одетая в безукоризненно белый брючный костюм, сидит за обеденным столом и, как ни в чем не бывало, болтает с Полинкой. Заметив меня, жена кивнула, словно мы расстались минуту назад, и продолжила разговор. Я опустился в кресло рядом с ней, терпеливо дожидаясь, когда народ перестанет созерцать счастливых супругов и займется завтраком. Попробуй поговори под присмотром любопытных глаз, ждущих, что ещё ты выкинешь.
Всегда отличался хорошим аппетитом, но в тот день с трудом запихивал в себя еду, так что вечно лезущий не в свои дела Мишель заботливо поинтересовался моим здоровьем. Зато Аня вела себя, как обычно. Словно вчера ничего не случилось. Я мог подумать, что видел наш поцелуй во сне, если бы не самодовольная физиономия Кати, успевшей напялить моё кольцо.
Затянувшийся завтрак благополучно добрался до конца, но остаться наедине не получилось. Зловредная Полинка цепко схватила Аню за руку и тоном, не терпящим возражений, заявила, что они должны позаниматься. Спорить было бесполезно, разве что силой утащить жену к себе. Я так бы и сделал, если бы не наткнулся на её серьезный взгляд и понял - придется подождать.
Как назло, в полдень началось моё дежурство. Я сверял курс, возился с приборами, заполнял время всякой ерундой и старательно успокаивал себя. Как ни тянет Аня время, ночевать нам придется в одной каюте, а значит, от разговора ей не уйти. К концу дежурства я прогнал утренний мандраж и пошел к себе, почти не сомневаясь, что всё будет хорошо.
Успевшая переодеться в легкий розовый халатик Аня сидела перед зеркалом и сосредоточенно водила гребнем по волосам, тяжелой волной спадающим на плечи. Он то и дело застревал в густых прядях, но Аня не сдавалась и, расправив их пальцами, продолжала борьбу. Я улыбнулся, не веря своим глазам. В таком хорошеньком наряде она ещё никогда не оставалась со мной наедине. Шелковистая ткань льнула к изгибам стройной фигурки, так нежно повторяя их, что у меня перехватило дыхание и пришлось рвануть ставший тугим воротник. Тесным сделался не только он, и я осторожно поправил брюки, проклиная свой неромантичный вид. Чего доброго опять напугаю свою жену-ребенка.
Размышляя, с чего начать, я уставился на стянутую широкой лентой талию моей малышки, такую тонкую, что я мог бы обхватить её ладонями. Если бы, конечно, посмел. Ещё лучше было устроиться у её босых ножек и перецеловать все пальчики на крошечных ступнях. Но от мечтаний до действительности слишком далеко.
Услышав, как щелкнула дверь каюты, Аня убрала непослушные волосы в аккуратный узел и спокойно повернулась ко мне. Голубые глаза взглянули выжидательно и строго, и я смешался. Слишком сильной была разница между тем, что я предполагал и что увидел. Мне казалось, что Аня покраснеет и станет похожа на испуганного ребенка, а она сидела с уверенно поднятой головой и почти враждебно взирала на меня. Беззащитная малышка пропала. Моя жена походила на королеву, готовящуюся отчитать одного из нерадивых подданных.
Заготовленная речь разом вылетела из моей головы, словно по ней стукнули чем-нибудь тяжелым. Ругая одеревеневший язык, я начал нескладно извиняться за вчерашнее. Аня холодно кивнула.
- Мы оба виноваты. Я увлеклась праздником и не прислушалась к твоим словам. Неудивительно, что ты рассердился.
Я криво усмехнулся. При всей своей блистательной надменности Аня оставалась ребенком. Разве целуют с таким пылом, когда хотят наказать. Я собрался разуверить глупышку, но она внезапно спросила:
- У вас на планете разрешают разводы? В смысле, сможем ли мы со временем развестись?
Удар пришелся ниже пояса. Никогда, ни до этого, ни после мне не было так хреново. Хоть в петлю лезь. Странно, что я устоял на ногах и даже сумел ответить:
- Только если оба супруга согласны на развод.
Аня усмехнулась – так же криво, как я, и отвернулась, опять схватившись за гребень.
- В таком случае у нас с тобой не будет проблем.
Из холодного зазеркалья на меня снисходительно взглянули безмятежные голубые глаза. На миг мне почудилось, что в их глубине мелькнула боль, но Аня опустила ресницы и, чувствуя, как во рту становится нестерпимо горько, я выплюнул ответ:
- Можешь не сомневаться.
=======
На другой день Анна особенно рьяно взялась за уроки музыки, сообщив, что собирается устроиться в театр, для начала на маленькие роли. Мишка, радостно сияя, обещал, что дядя Оболенский будет счастлив помочь талантливой певице. В другое время я бы быстро вразумил доброхота, напомнив, кто здесь муж, но безразличие Анны сделало меня равнодушным ко всему. Все чувства пропали, словно меня выхолостили. Я спал, работал, ел и ничего вокруг не замечал.
Дошло до того, что Долгорукий начал нахваливать меня и ставить в пример другим. Я почти заделался любимцем этого зануды и потому изрядно удивился, услышав его сердитый оклик.
- Владимир, немедленно зайдите в мою каюту вместе с супругой. Нам надо серьезно поговорить.
Комната капитана была такой же чопорной и унылой, как её хозяин. Мы с Анной присели на жесткий диван, стараясь не касаться друг друга, но всё же достаточно близко, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Долгорукий опустился в кресло напротив. Впрочем, спустя минуту он вскочил и начал мерить комнату шагами. Должно быть, в юности он неплохо маршировал. Анна внимательно следила за ним, а я равнодушно разглядывал разрисованный шашечками пол. Последнее время мне всё было до лампочки.
Наконец, Долгорукий собрался с мыслями и, повернувшись к нам, с трагичным видом заявил.
- Возможно, мой вопрос покажется странным, но, как капитан, я обязан узнать: вы близки друг с другом?
Не думал, что Долгорукий умеет краснеть. Если бы не его смущенная физиономия, я бы не сразу сообразил, о какой близости идет речь. Но, даже догадавшись, что нужно старому ханже, я не собирался помогать ему.
- В каком смысле? - кажется, невинный взгляд у меня отлично получился.
Долгорукий побагровел от натуги. Ещё немного, и он бы лопнул, но инстинкт самосохранения взял верх, и капитан выдохнул.
- Мне нужно знать, ваш брак действительно фиктивный?
Надо же, выговорил. Я откинулся на спинку дивана и покачал головой.
- По уставу капитан не имеет полномочий задавать подобные вопросы. Это наше личное дело.
Долгорукий поморщился, делаясь похожим на убитого горем благородного отца семейства и, помявшись, виновато выдавил.
- Я понимаю, вопрос деликатный, но войдите в моё положение. Эта въедливая Нарышкина послала на меня рапорт: обвинила, что я покрываю ваши махинации. Если брак настоящий, мне есть, что возразить космоцентру, а если нет, – он тяжело вздохнул: - Учтите, неприятности будут не только у меня, но и у вас.
Несмотря на серьезность ситуации, я усмехнулся и мысленно поставил Кати высший балл за находчивость. Это же надо суметь: сдержать обещание хранить тайну от членов экипажа и в то же время ловко ею поделиться. Какова стерва! Впрочем, сам виноват. Никто меня за язык не тянул. Теперь придется расхлебывать.
- Почему обязательно фиктивный? – я ещё надеялся заговорить капитана: - Брак может быть настоящим, даже когда супруги физически не близки. Мы недавно знакомы. Моя жена должна повзрослеть и привыкнуть ко мне.
Я выразительно взглянул на Анну. Она кивнула, словно примерная ученица, отвечающая урок, и невозмутимо замерла. Зато Долгорукий нервно дернулся.
- Возможно, но ситуация изменилась. У Вас, Владимир, могут быть большие неприятности. Если информация о Вашем фиктивном браке с туземкой подтвердится, по возвращении домой Вы попадете под трибунал. И ещё неясно, насколько суровым будет приговор.
Я нахмурился:
- Надеюсь, Анне ничего не грозит? Она не лгала, вступая в брак, а сейчас является полноправным членом экипажа.
Долгорукий кивнул:
- Да, но Вам, Владимир, могут назначить высшую меру.
Я пожал плечами.
- О себе я как-нибудь позабочусь.
Мой невозмутимый вид стал последней каплей. Долгорукий махнул рукой и взвизгнул, брызгая слюной.
- Мальчишка! Из-за вашего упрямства и меня лишат капитанского чина! Даю вам время до завтрашнего утра. Фиктивный брак должен стать настоящим! – он повернулся Анне: - Хоть Вы, моя милая, будьте разумны. Вразумите своего упрямца. Он спас Вам жизнь, причем дважды. Пришел Ваш черед.
И тут я не выдержал. От мысли, что Аня согласится стать моей из жалости, обладание покинуло меня. Судя по всему, мою физиономию изрядно перекосило, потому что Долгорукий отшатнулся, не дослушав категоричный отказ:
- Я не собираюсь кувыркаться в постели только потому, что Вы боитесь лишиться капитанского чина!
Внутри меня всё дрожало от боли и гнева. Скажи Долгорукий ещё полслова, и я, не задумываясь, придушил бы его. Но старый зануда понял, что переборщил, и прикусил язык. Только когда за мною начали съезжаться двери, он выкрикнул вдогонку, что завтра утром нам с Анной придется сдать анализ крови, но я уже не слушал его.
Хотелось уйти куда подальше и больше не возвращаться. Лучше сдохнуть на планете с урановыми рудниками, чем видеть жалость в глазах Анны. Женщины, которую я люблю.
==========
Весь день я проторчал возле ускорителя, даже на обед не вышел, ссылаясь на дела. Но нельзя скрываться вечно. В семь часов вечера настало время обязательного отдыха. Согласно регламенту с дверей снялась блокировка, и в отсек шагнула Анна. Даже не оборачиваясь, я узнал её.
Узнал по нежному аромату, от которого сердце сладко заныло. По легким шагам, болезненным эхом отдающимся в моей груди. По мучительному трепету, охватывающему меня всякий раз, когда Анна оказывалась рядом. А сейчас она подошла так близко, что я затылком ощутил тепло её дыхания и замер, продлевая блаженный миг. Но помечтать не вышло. Строгий голосок вернул меня в реальность.
- Владимир, нам надо поговорить. Положение слишком серьезно.
Продолжая вглядываться в приборы, я невозмутимо поинтересовался.
- У тебя что-то случилось?
- Нет, я беспокоюсь о тебе, - мягко возразила она, кладя руку мне на плечо и вынуждая обернуться: - Пора решать, что делать дальше.
Я хмуро оглянулся, но встретив её умоляющий взгляд, успокоительно, словно ребенку, сообщил.
- Тебе не надо ни о чём волноваться. Со своими проблемами я справлюсь сам.
Раньше подобной отповеди хватило бы, чтобы заставить Анну замолчать, но сегодня она была настроена слишком решительно. Напрасно я снова уставился в приборы, делая вид, что страшно занят. Анна не собиралась отступать. Она шагнула, бесцеремонно закрывая собою экран, и покачала головой. Светлые локоны, не стянутые привычным пучком, описали полукруг, гладя её открытые плечи. Я опустил взгляд и замер, словно меня с размаху ударили под дых.
Никогда моя скромница не надевала такого откровенного платья, если только платьем можно назвать две полоски розового шелка, сплетающиеся чуть ниже её узенькой талии и не скрывающие почти ничего. Она была так хороша, что могла соблазнить бесчувственного робота. Я же просто сошел с ума.
И кто бы устоял, когда перед глазами в такт легкому дыханию покачиваются два лилейно-белых чуда, а голова кружится от аромата нежной кожи. Не прикасаться было хуже пытки. Ещё немного, и я бы осторожно сжал их в ладонях, забыв про всё, но голос Анны внезапно отрезвил меня:
- Владимир, ты столько раз меня спасал. Пожалуйста, позволь и мне тебе помочь. Долгорукий говорит, тебе грозит суровый приговор.
Вот как. Моя отзывчивая девочка решила мне помочь. Какое счастье, что она неопытна, иначе поняла бы, что я, как мягкий воск в её руках. Достаточно простого поцелуя.
Пришлось прикрыть глаза и восстанавливать дыхание, считая про себя. Вязкая горечь во рту мешала говорить, но, дойдя до десяти, я беспечно сообщил.
- Долгорукий известный паникер. Лучше иди и переоденься. Скоро ужин.
Но словно угадав мои шальные мысли, Анна подалась вперед и положила руки мне на плечи, заставляя смотреть её в глаза. Тоненькие пальцы дрожали, но крепко держали мою рубашку.
- Владимир, прошу, поговори со мной серьезно. Почему ты не хочешь послушаться совета Долгорукого? Я твоя жена. Ничего ужасного не случится, если мы проведем друг с другом одну-единственную ночь.
И тут я едва не сорвался. Одну-единственную? И что мне делать потом? Пойти и застрелиться? Какой она ещё ребенок. Добрый и наивный, не замечающий, как от её безмятежного голоска у меня на душе кошки заскребли. Но разве девочка виновата, что я, как одержимый, втюрился в неё. Придется держаться до конца.
Я осторожно сжал Анины дрожащие ладони и, медленно убирая их со своих плеч, с ласковой улыбкой объяснил:
- Анечка, без взаимной любви этого делать нельзя. Когда ты подрастешь, поймешь, как я прав.
Эффект превзошел мои ожидания. Анна отшатнулась, словно я её ударил, и перестала спорить.
Весь ужин она обиженно молчала, одевшись в самый скромный комбинезон. Я чувствовал себя не лучше, но утешался тем, что поступаю верно. Раз Анна меня не любит, между нами не будет ничего. Так лучше и честнее.
После нашего разговора ночевать в одной каюте не представлялось мне возможным. Коротая время до утра, я заглянул в рубку, где дежурила Лизавета, и великодушно предложил:
- Хочешь, отстою вахту вместо тебя?
Успевшая начать занятия любимой йогой, Лиза с подозрением покосилась из урдхва-дханурасаны, а проще говоря, с мостика, и приняв вертикальное положение, проницательно спросила:
- Ты что, с Аней поссорился?
Отнекиваться было глупо. Я пожал плечами.
- Вроде того, - в конце концов, мало ли из-за какого пустяка мы не поладили.
Лиза считала так же и, не вникая в подробности, щедро предложила:
- Хочешь, ночуй в моей каюте, а утром на свежую голову поговоришь с Аней. Уверена, вы быстро помиритесь друг с другом.
Я благодарно кивнул, радуясь, что на вахте не Мишель, который полез бы мне в душу и начал выяснять подробности. Утро будет невеселым. Хотя бы высплюсь.
Добравшись до Лизиной каюты, я заблокировал входные двери, скинул рубашку и брюки и растянулся на постели. Тело гудело, словно после месяца работ на рудниках. Неудивительно, что отключиться получилось почти мгновенно.
Мне снилась Анна. Нежная, желанная до дрожи, она лежала рядом и осторожно гладила меня. Маленькая ладошка медленно скользила по плечам, груди, касалась живота, но не спускалась ниже. Терзаясь её неспешностью, я застонал и разбудил себя.
=========
Что за чертовщина! Я протер глаза. Сон кончился, но Анна не исчезла.
Она всё также лежала рядом, обвивая меня так бесстыдно и нежно, что я не мог ни думать, ни дышать. Я шевельнулся, включая свет. Ну точно! Каким-то чудом, а скорее всего с помощью предательницы Лизаветы, Анна в одном прозрачном пеньюаре пробралась в закрытую каюту и с упрямой самоотверженностью начала меня спасать. Будь она немного опытней, план удался. Даже сейчас, отстранившись и вздохнув поглубже, я с трудом справлялся с захлестнувшим меня желанием. Анна была слишком близко. Прижать её к себе, покорную, нежную, зацеловать, сделать своей, - ещё немного и меня бы ничто не удержало. Но память вовремя шепнула. - Это не любовь, а жалость, неужели ты примешь её?
И жар отступил – словно меня облили ледяной водой. Я ещё раз чертыхнулся на растрепавшего тайны Долгорукого и, сев в кровати, строго, словно непослушному ребенку, повторил Анюте, ожидая знакомого эффекта:
- Пойми, ночь без любви мне не нужна!
Но во второй раз увещевание не действовало. Вместо того чтобы обиженно замолчать, Анна гибкой кошкой вскочила на колени и, сердито нависнув надо мной, выпалила на одном дыхании.
- Я знаю, ты меня не любишь. Женился из жалости. Но неужели я ТАК тебе противна? Неужели лучше умереть? Если боишься, что об этой ночи узнает твоя «распрекрасная» Кати, обещаю сохранить всё в тайне.
От неожиданного заявления я онемел, а разгневанная Анна продолжала:
- Думаешь, я не вижу? Это её ты мечтал поцеловать в тот вечер! Это к ней убежал от меня и с ней провел всю ночь! А она из глупой ревности выдала тебя!
Надо было возразить, а я захохотал, как последний идиот, и остановился только, когда Аня схватила в ярости подушку и с размаху стукнула меня.
- Дурак!
Даже не пытаясь сопротивляться, я перекатился ближе к рассерженной воительнице:
- Может и дурак, но вкус у меня гораздо лучше. С чего ты решила, что мне нравится эта рыжая оглобля?
Анна поджала губы:
- Ты подарил ей кольцо!
Вот оно что! Я уже не знал, плакать или смеяться.
- Кати случайно узнала нашу тайну и взяла кольцо, как выкуп, обещая никому на корабле не говорить, что брак фиктивный. Кто же думал, что эта стерва накатает рапорт в центр!
Аня недоверчиво качнула головой:
- Это правда?
- Клянусь самым дорогим, что у меня есть. То есть тобой! - я подвинулся поближе: - Глупенькая, неужели ты не поняла, что я люблю тебя. Люблю с тех пор, как в первый раз увидел. Это же слепому видно.
Анна вздохнула, розовея от надежды.
- Значит, когда ты говорил, что не можешь провести эту ночь без любви, ты имел в виду меня?
Я кивнул, поправляя её растрепавшийся локон и сходя с ума от свалившегося на голову немыслимого счастья.
- Да, тебя. И, кажется, ошибся?
Я уже не сомневался, но хотел, чтобы моя малышка сама сказала мне: «Люблю».
Анна смущенно опустила взгляд, и я улыбнулся внезапным метаморфозам. Только что бесстыдно ласкала и вдруг притихла. Но я не собирался лишать себя сладкого и, осторожно взяв её лицо в свои ладони, повернул к себе:
- Скажи, ты любишь меня?
И она шепнула, потом повторила немного громче, ещё и ещё. И я вдыхал её признания и не мог надышаться. И счастье пропитывало меня, делая хмельным и сумасшедшим.
Чувствуя, что скоро не сумею совладать с собой, я вскочил, натягивая брюки и закутывая Анну в одеяло. Она испуганно захлопала ресницами, но услышав, что наша первая ночь должна пройти у нас в каюте, обняла меня за шею.
- Наконец-то ты будешь спать в своей постели.
- Сомневаюсь, что буду спать, - подмигнул я, мчась по коридору и умиляясь тому, как легко заставить мою малышку покраснеть. Никогда не думал, что будет так приятно её смущать. А сколько ещё хорошего впереди. Я осторожно коснулся губами нежных, как лепестки лилии, Аниных губ, и они со вздохом ответили мне.
Что может быть лучше, чем разделить поцелуй с любимой? Разве что услышать, как она смущенно шепчет, что ваша ночь станет первой для неё.
Анна могла бы не предупреждать. Каждый её жест, каждый взгляд говорили об этом. Раньше меня не волновало, какой я по счету у своих многочисленных подружек. Но сейчас я хотел стать первым и единственным. Не знаю почему, но было важно, чтобы Анна принадлежала только мне. Важно до стона, до муки, до боли в стиснутых зубах. Словно вернулись темные века, когда люди могли владеть людьми.
Торжествуя от сбывшейся мечты, я обещал, что сам научу свою малышку всему, и собрался вернуться к поцелуям, но Анна остановила меня. Пребывая в полнейшей эйфории, я едва расслышал, как она поясняет, что у землян первая ночь проходит немного по-другому.
Звонкий Анин голосок взволнованно дрожал. Ещё не представляя, что к чему, я напрягся, а узнав, что такое «девственность», и все растерялся.
- Значит, в первый раз тебе будет больно?
Аня кивнула.
- Ваши девушки устроены, как земные. Но при рождении у них устраняют этот, как вы называете, атавизм, и в первую ночь они не испытывают боли.
Опуская её на постель и лихорадочно ища решение, я предложил:
- Медицинская капсула работает круглосуточно. Поступим точно так же?
Не хватало ещё, чтобы первая близость со мной запомнилась моей малышке болью. Но Анна покачала головой.
- Я хочу стать женщиной с тобой, а не в капсуле. Для меня это… важно, - она подчеркнула последнее слово и так умоляюще взглянула, что я отбросил сомнения.
- Всё будет так, как ты захочешь!
============
Сказать несложно. Тяжелее сделать. Когда Анна доверчиво прижалась ко мне, я почувствовал себя палачом. Она была слишком нежной и хрупкой. Даже осторожные поцелуи оставляли следы на её хрустально-белой коже. Стоило на миг оторваться, вдыхая жаркий воздух, и розовые отметины молчаливым укором глядели на меня. Казалось, обними я чуть крепче, и Анна снежинкой растает в моих руках.
Впервые в жизни мне стало страшно – до противных мурашек на спине. Я не хотел, я не мог причинить моей малышке боль. Проще самому вытерпеть любую муку. Напрасно рассудок твердил, что ничего ужасного не случится, что Анна сама так хотела. Страх не проходил.
Не знаю, как бы одолел охвативший меня мандраж, но словно почувствовав его, Анна привстала и, ласково глядя мне в глаза, начала расстегивать свой пеньюар. Тонкие пальцы плавно скользили по прозрачным пуговкам. Моя девочка не сомневалась во мне. Ни секунды. И эта отважная уверенность возвратила мне силы.
В твердой решимости сделать сладкой даже боль, я склонился к подолу, кружевной волной оплетающему кончики её ступней. Тонкая ткань с шуршащим всплеском поддалась моей ладони, и мир вокруг переменился. В нем не было времени и пространства, а только кружащая голову нагота чуть дрожащих Аниных коленей и мои поднимающиеся всё выше до странности уверенные пальцы.
Я столько раз пытался представить это мгновение, но даже подумать не мог, как прекрасна Анна. В серебристом свете ночных бра она походила на сказочную богиню - так безукоризненна была каждая линия, так совершенен каждый изгиб её нагого тела. Даже прикоснуться к нему казалось кощунством. И от мысли, что я сейчас сотворю с этим совершенством, у меня перехватило дыхание.
Благоговея, словно перед святыней, я прижался губами к крошечным пальчикам на её ногах, перецеловывая их. Один за другим. Снова и снова. На миг замирая над сахарными мизинчиками. Пока до ушей не донёсся негромкий стон. Словно ветер качнул хрустальные подвески: - Владимир…
Моя богиня была живой. Она звала меня, и я мог сделать с ней всё, что хотел:
- Исцеловать от сладких пяток до ароматных, как малина губ.
- Уткнуться в облако волос и, отыскав в нем маленькое ушко, шептать бесстыдные признания, любуясь, как она смущается и тает.
- Накрыть ладонью упругий холмик со ставшей твердой, как хрусталь вершиной и бережно его терзать.
- И много всякого другого, чего не перечесть.
Моя богиня принадлежала мне и только мне. Только для меня с её раскрытых губ слетали стоны. Мне сияли её хмельные, потемневшие от страсти глаза. Мои неспешные касания рождали её ответный трепет.
Чувства переполняли меня. Нежность, волнение, блаженство, - сменялись, как в калейдоскопе. Но страха среди них не наблюдалось. Напротив, я ликовал. Так должно быть торжествовали наши предки, забирая у невинных жен самый сладкий на свете дар.
Но страх, покинувший меня, нашел другую жертву. Анна ничем не выдавала его, но стоило мне коснуться её коленей, осторожно разводя их в стороны, и моя отважная богиня напряглась, как натянутая струна. Нет, она не отшатнулась, а покорно замерла, ожидая неизбежной боли. Но я не думал торопиться.
Сначала сладость, боль потом. Я не знал старинного рецепта, но тот, кто любит, сумеет догадаться сам. Осталось разобраться, как правильно всё сделать. Последнее было нелегко. Попробуй рассуждать логически в подобном положении.
Кровь горячей волной билась в висках, напрочь отшибая мозги. Глубокое дыхание, отрезвлявшее меня в самые патетические минуты, сейчас не помогало. Пришлось больно ущипнуть себя за руку, напоминая, что я не самец, а любящий мужчина.
Суровое назидание помогло. Красное марево, не дающее думать и дышать, отступило, и я склонился к Анне, ласково шепча, что мы не будем торопиться. Вкрадчивые заверения вперемешку с поцелуями успокоили её, и Анна расслабилась в моих руках.
Успех следовало закрепить. Я прижался губами к нежной ложбинке на её животе и, рисуя сладкую дорожку, начал спускаться всё ниже. Миллиметр за миллиметром. Стараясь не спешить, чтобы Анна забыла свой страх, чтобы снова послушно трепетала и тянулась за каждым моим движением, понимая меня без слов.
И я добился своего. Раскрасневшаяся, покорная, она сама раскрылась передо мной, и я едва не задохнулся от восторга.
В делах интимных у меня имелся солидный опыт. Едва повзрослев, я принялся менять подружек, наслаждаясь сексом на всю катушку. Не скажу, чтобы отличался особой разборчивостью. Лишь бы новая знакомая выглядела симпатично. Единственным, что могло меня оттолкнуть, было манерничанье. Особенно раздражало, когда девица начинала сюсюкать и называть свои причинные места цветочком, ягодкой и прочей ерундой. Желание мгновенно исчезало.
Но сейчас я смотрел и с благоговением думал – передо мною именно цветок. Дивный, нежный, похожий на лилейник с распахнутыми в стороны палево-розовыми лепестками, два из которых, самых крошечных и беззащитных, были полузакрыты. Затаив дыхание, я бережно раздвинул их, любуясь и ничего не понимая.
Мне представлялось, что девственная плева выглядит, как нечто инородное, вроде тонкой пленки, но ничего подобного не наблюдалось. Просто ведущая в темно-розовую глубину крошечная дырочка была такой узкой, что даже тоненький мизинчик едва ли уместился в ней. Впервые в жизни я пожалел о собственных размерах, которыми всегда гордился и на которые сейчас досадовал, отлично понимая, что Анне придется нелегко.
Но даже это не могло меня остановить - так правильно и так прекрасно было всё, что происходило между нами. Я знал, я чувствовал, что должен сделать это.
Понятия, привычки, - весь флер цивилизации слетел с меня. Я, как дикарь, торжествовал при мысли, что мне и только мне достанется вся эта красота. Голова кружилась, губы ласкали лилейный шёлк, вбирая пьянящий вкус, пальцы помогали им и изучали - украдкой, почти по-воровски. Я был обязан убедиться, что даже в боли не причиню вреда.
Каким блаженством было понимать, что до сих пор никто не прикасался к этим нежным лепесткам, никто не заставлял мою малышку бесстыдно вздрагивать и раскрываться всё покорней. Но самым лучшим стало мгновение, когда она затрепетала в моих руках и выдохнула незнакомым, протяжным, низким голосом: - Владимир… И всё во мне перевернулось. Я понял: - Сейчас и ни секундой позже.
Анна ещё блуждала на сладких небесах, когда, обняв её, я приподнялся и плавно качнулся вниз. Опомнившись, она с испугом ахнула и попыталась отшатнуться, но было поздно. Малышка стала женщиной. В слезах, не до конца понявшая, что всё уже случилось, она казалась мне ещё прекрасней. Я замер в ней: горячей, нежной и тугой и, торжествуя, выдохнул.
– Моя, совсем моя. И виновато добавил: - Прости, любимая, - и мне ответил счастливый взгляд.
Я был готов терпеть и ждать, пока от боли не будет и следа, но Анна сама качнулась мне навстречу. Это не было похоже на то, что знал я прежде. Происходило совсем другое. Прекрасное до муки и сокровенное, как тайна. Мы не просто принадлежали друг другу, а были единым целым. Дыхание Анны сливалось с моим. Боль отзывалась моей болью. Один и тот же трепет проходил по нашим телам и захлестывал горячей волной. И сердце стучало за двоих. И я не знал, в которой оно сейчас груди.
Миг блаженства настал для нас обоих - одновременно. Мир вздрогнул и осыпался сверкающим дождем. Мы стали невесомы, бесконечны, вечны. И долго, лаская утомившуюся Анну, я видел радугу над нами. И знал, что счастье есть.
Этой ночью мы так и не уснули.
=========
Если бы не прикативший утром медицинский робот, мы бы нескоро вышли из каюты. Но его занудное попискивание под дверью становилось всё отчетливее и громче, пока не перешло в протяжную сирену. Поневоле пришлось оторваться друг от друга. Наскоро одевшись, мы позволили бесцеремонному механизму просканировать нашу кровь и, вспомнив о делах, пошли в кают-компанию, не забывая, впрочем, целоваться на каждом повороте.
Шила в мешке не утаишь, а счастье не спрячешь под серьезной миной. При виде наших сияющих, как новый отражатель лиц Лизавета довольно подмигнула и пихнула в бок увлекшегося завтраком Мишеля. Я виновато вспомнил, как спросонья назвал предательницей нашу бескорыстную помощницу, и вознамерился загладить случайный промах, устроив в благодарность её судьбу. Тем более что в меру романтичная судьба с накаченными бицепсами сидела рядом с ней и аккуратно разрезала пудинг. Пора открыть глаза неторопливому Мишелю и объяснить, какая девушка заметила его.
Хватило одной недели и хитроумно разработанного совместно с Анной плана, чтобы на корабле появилась вторая парочка счастливцев. Не слишком любимый мною капитан ликовал без наших усилий. Справедливое торжество так ярко сияло на его напыщенном лице, что Кати довольно быстро догадалась о своей ошибке. Немного отойдя от шока, она пыталась переложить с больной головы на здоровую и обвинить в обмане меня и капитана, но ставший осторожным Долгорукий опередил её и первым выслал рапорт в центр. До конца полета эти двое строчили новые доносы, не мешая остальным спокойно наслаждаться счастьем. Серж с Полиной поддались общему настрою и закрутили стремительный роман. Третий медовый месяц превратил экспедицию в дружное свадебное путешествие, добившее и без того изнывавшую от зависти Кати.
Бросив выполнять задания, она без дела слонялась по кораблю, порой пугая экипаж своим взъерошенным и неопрятным видом. В день возвращения доносчица так перетрусила, что заперлась в каюте и не хотела выходить. Когда её успешно извлекли, отмыли и почистили, консилиум решил отправить Кати на излечение, а по его итогам устроить трибунал. Больше никто из нас её не видел.
Зато друг с другом мы встречаемся довольно часто и вместе отмечаем годовщины семейной жизни, привозя с собой давно сдружившихся детей. Серж открыл большое казино с отелем, которым заправляет Поля. У Лизы спортивный центр, где всё устроено по тщательным эскизам Мишеля, ставшего художником, причем весьма известным. Я долго был капитаном, работая в глубоком космосе, но расставанья с Анной и детьми казались мне так тяжелы, что год назад, подумав, я принял предложенье возглавить центр межгалактических полетов и теперь не пропускаю ни одного концерта Анны. Билеты на представления с её участием достать почти что невозможно, но для меня, как для счастливого супруга, навечно забронирована ложа, в которой, наслаждаясь пением жены, я с нетерпением считаю минуты до конца спектакля, чтобы забрать её домой, где наконец мы будем наедине.
Прошло с десяток лет с той судьбоносной ночи, но каждый раз мне кажется, что между нами всё случается впервые. Я, как мальчишка, схожу с ума и всё сильней влюбляюсь в свою жену и счастлив этим. Заботиться о ней - моё блаженство.
На галактическую премию, полученную мной за первое вторженье в границы черных дыр, я снарядил корабль и вместе с Анной слетал на Землю, забрав с собой её отца и мать. Трудно описать, какой счастливой стала встреча. Теперь у наших малышей есть бабушка и два сдружившихся между собою деда. Мы все живем одной большой семьей, чем поражаем Лизу, с трудом терпящую занудство ушедшего на пенсию Петра Михайловича. Наш бывший капитан порою приезжает нам, пытаясь поучать моих беспечных сорванцов. И слушая его унылое бурчанье, я вспоминаю, как впервые увидел Анну, и даже глупая нотация меня не раздражает.
Когда мы счастливы, мы снисходительны и добродушны.
Конец
