Анна сбросила с плеч тяжелый полушубок и устало опустилась кресло. Побег не удался, лишь усугубив её незавидное положение. Теперь от унизительного танца не откажешься даже под угрозой порки. Она не может допустить, чтобы добряк Никита попал на вечную каторгу. Ещё час, и скромная воспитанница барона Корфа превратится в крепостную одалиску и на глазах изумленных гостей вместе с семью вуалями сбросит покров постыдной тайны. Анна сердито сжала кулачки. Она не позволит Владимиру насладиться её позором. Вместо испуганной рабыни перед бароном предстанет гордая Иродиада, способная карать и миловать одним наклоном великолепной головы.

Решительно надев бесстыдный наряд, Анна дрожащими руками приладила на поясе семь прозрачных вуалей и потянулась за бусами. Скромные ниточки, лежащие на туалетном столике, не годились для яркого восточного танца. Порывшись в секретере, красавица достала из дальнего угла резную шкатулку, открыла потемневшую от времени крышку и грустно замерла: на пестрой горке блестящих бус одиноко лежал пурпурный цветок. Засохший, забытый всеми, он до сих пор хранил томительный, терпко-пряный аромат...

Как давно это было. За окном шумела такая же снежная метель. Иван Иванович сидел в любимом кресле у весело потрескивающего камина и, раскуривая трубку, рассказывал им с Владимиром рождественскую сказку.
- Юной девушке, пришедшей с пастухами, нечего было подарить младенцу Христу, и она заплакала от горя. Теплые слезы покатились по её щекам, и там, где они упали, расцвели прекрасные розы. Прямо в снегу. С тех пор их почитают и зовут Христовыми... Володя, тебе неинтересно?
Маленький барчук хмыкнул: - Не люблю девчоночьи сказки.
- Это не сказка. Есть такой цветок. По-латыни его называют helleborus, а простые люди окрестили снежной или Христовой розой, - наставительно произнес Иван Иванович и ласково повернулся к воспитаннице: - Не плачь, Анечка. Всё закончилось хорошо, девушка смогла подарить цветок.

Малышка недоверчиво всхлипнула: - И роза не замерзла в холодном снегу?

- Да. И сейчас в конце декабря Христовы розы цветут прямо на снегу.

- И я могу их увидеть? – заинтересовавшись, перебил отца Владимир.

- Со временем увидишь. Снежная роза растет в горах. В бытность на Кавказе мне показывали helleborus abchasicus. Большой красный цветок, с мою ладонь. Распускается как раз к Рождеству. Кстати, дети, что бы вы хотели найти под новогодней ёлкой? ...

... Достав из шкатулки засохший цветок, Анна поднесла его к лицу и замерла, не замечая слез, покатившихся по щекам. Как жаль, что время нельзя повернуть вспять и снова стать маленькой и счастливой. Беспечное детство пролетело слишком быстро. Первым вырос Владимир и поспешил напомнить названной сестре её место.

Он приехал на каникулы, серьезный, повзрослевший. Анна радостно кинулась навстречу и осеклась, замерла под холодным взглядом. Молодой барон вежливо поздоровался с отцом, скользнул пренебрежительным взглядом по растерянной холопке и приказал ей нести чай в гостиную.

- Володя, зачем ты так? – донеслось до слуха уходящей Анны.
- Разве она не крепостная? – нарочито громко удивился молодой кадет.
Смущенного ответа Ивана Ивановича она не расслышала.

Вернувшись с подносом, Анна похолодела. – Владимир со снисходительной усмешкой вертел в руке её любимую книгу. Заметив растерянную холопку, он иронично выгнул бровь, открыл заложенную страницу и хорошо поставленным голосом (ему бы на сцену, а не ей) прочел:

Helleborus – это прекрасное горное растенiе произрастает въ дикомъ состоянiи въ австрiйских Альпахъ и въ Швейцарiи, где народъ называетъ его Христовой розой. Посаженная въ грунтъ, она нередко уже осенью даетъ несколько цветовъ, иногда – правда – не вполне хорошо развитыхъ. Затемъ, если в теченiе зимы наступитъ рядъ более или менее продолжительныхъ оттепелей, то весьма часто появляется возможность сорвать въ саду, на обнаженной отъ снега грядке, вполне развитый цветокъ. Вследствiе этой особенности Христова роза возбуждала удивленiе народа, и онъ во многихъ странахъ Западной Европы съ давнихъ временъ чтилъ ее, признавалъ священнымъ растенiемъ и приписывалъ сверхъ естественную силу.

- Похвально, похвально. Садоводство дело полезное.

Анна застыла, не сомневаясь в подвохе. И не ошиблась: оглянувшись, молодой барон увидел, что отец далеко, и ядовито добавил:
- Но альпийские растения не для холопки из двугорского уезда. Советую заняться картофелем и свеклой. Хоть какую пользу принесете.

Накатившие слезы едва удалось сдержать. Прошло немало времени прежде, чем она научилась со спокойным достоинством смотреть в глаза молодому барину, не упускавшему ни одной возможности, чтобы не поставить на место зарвавшуюся холопку.

А потом был Кавказ, заставивший забыть все обиды. Жизнь превратилась в ожидание – от письма до письма. Барон присылал их отцу, ни в одной строчке не упоминая раздражавшую его крепостную. Но ей хватало и этого. Владимир был жив, невредим. Его третий раз представляли к награде. Ранение, о котором стало известно только, когда молодой барон благополучно вышел из госпиталя, не беспокоило его. Деньги, щедро присылаемые отцом, мгновенно заканчивались. - Анна заучила наизусть короткие письма, перечитывая их то с Иваном Ивановичем, то в тоскливом одиночестве.

Всё лето известия приходили исправно, но едва небо затянули унылые осенние тучи, как письма пропали, словно их смыло холодным дождем. Или почтовая карета безнадежно застряла посреди раскисших от грязи дорог? Или случилось то, о чем старались не говорить, не думать? Анна гнала дурные мысли, но по ночам не могла уснуть и, обняв промокшую подушку, часами плакала и молилась.

Днем приходилось быть сильной и утешать разболевшегося Ивана Ивановича, сотни раз напоминая тоскующему старику о дурных дорогах и небрежности почтовой службы. Выпал первый снег, а весточки всё не было. Долгожданное письмо пришло декабрьским вечером в день её рождения. Приболевший Иван Иванович успел уснуть, и Анна, безуспешно пытавшаяся усмирить колотящую её дрожь, долго бродила по гостиной с конвертом, жгущим руки.

Совсем стемнело, когда она, вспомнив об обязанности распечатывать и читать почту дядюшке, торопливо надорвала жесткую бумагу, потянула непослушный лист и испуганно вздрогнула. - Следом за письмом из конверта выскользнул кроваво-красный лоскут. Он беззвучно коснулся пола, заставляя подумать о страшном. За несколько мгновений Анна успела изведать, что такое бесконечная боль потери, когда горло перехватывает от отчаяния, а мир оплывает бесформенным серым пятном. Бессильно осев на пол, она склонилась и невидящим взглядом уставилась на кровавый комок. И случилось чудо!

Слезы, застилавшие мир, упали с дрогнувших ресниц. Предметы вновь обрели очертания, и пугающий лоскут превратился в роскошный красный цветок. Большой, с человеческую ладонь, он не успел засохнуть в дороге и казался сорванным не далее, как вчера. Не решаясь поверить внезапному счастью, Анна бережно коснулась бархатистой нежности лепестков, становящейся ломкой по краям, и осторожно вдохнула незнакомый, терпко-пряный аромат. В нем была мягкая нега кавказской ночи, сладковатая горечь трав, прихваченных первым морозом, и то мучительное, кружащее голову томление, какое она ощущала всякий раз, находясь рядом с молодым хозяином. Закрыв глаза, Анна представила, как Владимир лениво крутит в руке сорванный бутон и, стыдясь своей смелости, прижалась губами к лепесткам, касавшихся Его ладоней.

Сколько раз потом она целовала заветный цветок, повторяя слова заученного до последнего росчерка письма. В нем Владимир рассказывал, как из-за внезапного наступления долго не мог передать весточку домой, скромно намекал на новую награду и впервые упоминал имя Анны. – В Абхазии, - писал он, - я впервые увидел снежную розу. Она распустилась прямо в снегу. Точно так, как в детстве Вы, отец, рассказывали нам с Анной. Не удержался, сорвал цветок и решил послать домой. Вы получите бутон как раз к празднику…

Иван Иванович, быстро поправившийся от радостных известий, благодушно усмехался и говорил, что Володя ошибся – письмо пришло раньше, за неделю до Рождества. Анна кивала, но в тайне от всех продолжала верить: чудесный цветок послан ей, на её день рождения. Целый год она лелеяла неясные мечты, храня снежную розу в шкатулке у изголовья. Только когда вернувшийся с Кавказа молодой барон вновь принялся за привычные насмешки, она молча убрала в шкатулку в дальний угол секретера и перестала вспоминать.

Почему заветная роза попала ей на глаза в самый печальный и горький миг? За что Владимир наказывает ни в чем не повинную крепостную? Что с ней не так? – Анна грустно прижалась губами к цветку, не замечая, как неслышно отворилась дверь и её мучитель замер на пороге, разглядывая истомившую его холопку.

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и устало думал, почему не в силах забыть упрямую крепостную? Отчего она так красива и так грустна? Вспоминает о влюбленном князе? - Владимир ревниво проследил за хрупкими пальцами, сжимающими что-то красное. – Что там? Подарок от Репнина? Нет, это невыносимо! Если нельзя вырвать Мишеля из сердца Анны, то можно отнять его безделушку!

- Анна, что у Вас в руках? – от резкого оклика крепостная испуганно вздрогнула и уронила заветную розу. Ревниво нахмурившись, барон вгляделся в засохший цветок и замер, не решаясь поверить глазам. Но они не лгали. Снежная роза, которую он сорвал, рискуя жизнью, и отослал Анне на день рождения, роза, которую исцеловал, представляя, как ней прикоснутся нежные пальцы красавицы. Эта самая роза, бережно сохраненная, лежала перед ним на полу. Почему Анна достала его цветок? Почему прижимала к губам, несмотря на обиды, причиненные молодым хозяином? - Владимиру не понадобился ответ. Он опустился на колени перед растерянной холопкой и виновато уткнулся в её задрожавшие ладони.

Каждую зиму в усадьбе барона и баронессы Корф прямо в снегу распускались роскошные красные розы. Соседи завидовали, но все попытки повторить непонятное волшебство оказывались бесплодны.

К другим рассказам