Федька с разбегу запрыгнул в пустой сундук и ловко прикрыл крышку. Погоня, мчащаяся за нерадивым холопом, громко протопала мимо и скрылась в гулких коридорах господского дома. Беглец тряхнул непослушными кудрями и, злорадно сжав кукиш, показал его невидимому управляющему. - Съел, немчура? Где это видано, чтобы парней позорили и рядили в бабское платье! Хочет порадовать любимых бар, пусть сам играет в проклятом театре. Федька с сожалением провел по гладкой верхней губе. Все дело в усах. Не растут проклятые, хоть убей. Сердобольная Маланья утешает, говорит: - В возраст ещё не вошел. Зато в остальном он парень хоть куда. Если бы прошлой весной не померла старая барыня, работал бы себе в кузнице и бед не знал. Но поместье пошло с молотка, и статного холопа купили в усадьбу барона Корфа.
Жизнь на новом месте не заладилась с самого начала. Кузнец в хозяйстве был свой, и Федьку обрядили в ливрею, приказав служить в господском доме. Лакейская наука давалась с трудом. В крепких Федькиных руках дорогие тарелки бились одна за другой. Управляющий злился на нерадивого увальня и грозился забрить в солдаты. Худо-бедно, но, усмирив упрямый нрав, парень наловчился подавать посуду и выполнять господские приказы, но тут нежданно-негаданно пришла новая беда. Управляющий обозвал его смазливым и, готовясь к приезду зимовавших в столице бар, приписал к дворовому театру. И роль выдал самую поганую! Услышав приказ обрядиться в бабское платье, гордый Федька не стерпел. Чем позориться, лучше в солдаты али в бега. Как стемнеет, можно вылезти из сундука и добраться до Маланьи. Румяная вдовушка не первую ночь его привечает и не откажется помочь. А не пустит, так у Феклы-солдатки можно отсидеться. Найдется, кому пожалеть и в дорогу обрядить.
Бабы к Федьке так и липнут, словно он медом намазанный, чего отказываться от своей удачи. Даже синеглазая Дуняшка, дочь старосты, ласково на него поглядывает. Хороша девка, но мелковата. Не для него. К Федькиной стати и баба должна быть пышная, грудастая, вроде Маланьи, а за Дуняшкины бока взяться страшно, не дай бог раздавишь.
За размышлениями Федька забыл о погоне и едва не подпрыгнул, когда над ухом раздался скрипучий голос управляющего: - Сундук из коридора убрать! Новые дорожки постелить! Сейчас господа приедут.
- Слушаюсь, Фридрих Карлович! – долговязый Гришка услужливо выгнул спину перед уходящим немцем и задумчиво почесал затылок увесистой пятернёй.
- Куды потащим? – поинтересовался его помощник.
- Надрываться не будем, - вздохнул Гришка. – Запихнем из коридора в спальную и все дела. Вон угол пустой. Барыня не заметит.
Сундук приподняли и, покачав в воздухе, резко опустили на пол, набив большую шишку на лбу затаившегося Федьки. Он молча ругнул ленивых мужиков и, дождавшись их ухода, хотел выбраться из спальной, но не тут-то было. Непонятно с какого перепою Гришка повернул ключ в двери, превратив комнату в западню. Оставался один выход: ждать ночи и под покровом темноты вылезать в окно.
Полежав в сундуке, Федька выбрался поразмять кости и с любопытством уставился на хозяйкины наряды. Красивые! А махонькие какие! Ботиночки, как на ребенка. Чем эта пигалица приглянулась барину? Владимир Иванович мужчина статный, видный. Девки до сих пор на него поглядывают. А он на одну жену смотрит. Души в ней не чает.
Во дворе послышался шум. Федька осторожно приподнял занавеску и вздрогнул, увидев барскую карету.
- Принесла нелегкая! Ждали в конце недели, ан нет! Страшно подумать, что будет, если его в хозяйской спальной найдут! Барин добрый, но в гневе страшен. А вредный немчура добавит, нажалуется. Что делать?
Федька заметался по комнате и, услышав скрип замка, торопливо метнулся обратно в сундук. Сердце заколотилось громко, словно молот об наковальню. Послышались бабьи голоса. Спальную торопливо прибирали для уставшей с дороги хозяйки. Потом прошелестело шелковое платье, и в комнату вступила Анна Петровна. Она отпустила услужливых баб и осталась с горничной.
– Слава богу, дети сразу уснули. Машенька, переодень меня и иди отдыхать. Мы обе устали с дороги. Не пойму, откуда берутся силы у Владимира Ивановича? На ночь глядя поехал смотреть усадьбу.
Судя по тихому шелесту, горничная переодела хозяйку, накрыла шелковым одеялом и, пожелав доброй ночи, удалилась восвояси.
Федька устало перевел дух. Кажись, бог миловал. Осталось дождаться, когда хозяйка заснет и в темноте выскользнуть из спальной.
Время тянулось медленно. Долгие июльские сумерки не желали сгущаться до спасительной черноты. По дому ходили, скрипели половицами, позванивали посудой. Измаявшись ожиданием, Федька осторожно поднял крышку сундука и огляделся по сторонам. Как ни странно, барыня спала. Длинные темные ресницы отбрасывали тени на её нежные щечки, и хорошенькое личико выглядело усталым. Умаялась в дороге, бедная, - с внезапным сочувствием подумал Федька и тут же одернул себя. Нечего господ жалеть. Им не надо каждый день спину гнуть. Трескай пирожные и на перинах лежи. Спит, и слава богу! Пора бежать.
Федька приподнялся, собираясь вылезти из сундука. К счастью, разомлевшие от долгого сидения ноги не послушали холопа и не вынесли под грозные очи барина, невесть откуда шагнувшего на порог.
- Хозяин! - Федька испуганно осел под тяжелую крышку, моля всех святых, чтоб пронесло. Пусть барин посмотрит на жену и пойдет к себе. Чего ему тут делать? Барыня-то спит, - уговаривал себя перетрусивший холоп.
Но Владимир Иванович не думал уходить. Скрипнули половицы. Барин подошел к кровати и надолго замер. Разрываясь между любопытством и страхом, Федька изловчился и выглянул в узкую щелку. Барин стоял на коленях и, приподняв край кружевного одеяла, водил губами по розовой пяточке жены.
- Чудит, - удивился Федька. – Или у господ так положено? Недаром барыни душистые да нежные. Для того чисто мыты, чтобы всюду целовать.
Ничего не зная о глубокомысленных выводах холопа, хозяин откинул одеяло и заголил подол над беленькими ножками жены. Барыня недовольно шевельнулась, но не открыла глаз.
- Ух ты! – чуть не вырвалось у Федьки, ошалевшего от соблазнительного вида стройных барских ног. Легкие сумерки не скрывали ни тонких лодыжек, ни изящных коленей, ни белоснежной нежности, уходящей вверх под бесстыдно откинутую рубашку. Затаив дыхание, Федька следил, как барин склонился над спящей женой и принялся целовать её ножки так жадно, словно оголодал в поездке и собирался их съесть. Губы поднимались всё выше, задирая подол к круглым бокам барыни. Вопреки Федькиным предположениям, хозяйка не была худой или костлявой. Нежная и гладкая, она больше всего походила на наливное яблочко, от одного вида которого текут слюнки.
Порастеряв все мысли, Федька только и смог подумать: - Хороша! Так и тянет в руках помять.
Барину хотелось того же самого. Он сдавил в ладонях нежные бока жены и потянул её к себе. Сонная барыня капризно зашептала: - Володька, как тебе не стыдно! Я же сплю.
Барин деланно удивился: - Неужели? А кто обещал меня дожидаться? Всегда и всюду?
Барыня хотела возразить, но тут темная голова мужа зарылась промеж её ног, и вместо слов с приоткрывшихся уст хозяйки сорвался негромкий стон. Федька вылупил глаза. – Ну и забавы у господ! С жиру бесятся. Что за радость бабское хозяйство целовать!
Спустя минуту уверенность холопа потускнела. Господа так сладко постанывали, что не было сомнений – странное действо нравится им обоим. А когда барыня низко, по утробному вскрикнула и задрожала, как охочая до любовных игр Маланья, Федька подумал, что не грех опробовать господские ласки. Только куда девать волосья? Но тут барин оторвался от бесстыдно раскинувшей ножки жены, и Федька с удивлением увидел, что на том месте, где у Маланьи растет здоровый куст, у барыни едва виднеется коротенький пушок, не скрывающий, однако, нежной, как у ребенка кожи. – Такую красоту целовать, одна сладость, - завистливо подумал Федька, перебирая в памяти знакомых баб. Разве что у худенькой Дуняшки меж ножек может найтись такой подарок. Но девка - не баба, испортишь, не расплатишься. Женят, и конец свободной жизни.
Пока Федька размышлял, барин склонился и неторопливо потянул рубаху жены, собираясь вовсе раздеть её. Вороватому взгляду холопа открылся гладкий женский живот и задорно качнувшиеся грудки. Голенькая барыня была чудо, как хороша. Щупленькая с виду, под рубашкой она хранила соблазнительное тело с гладкими бедрами и тонкой талией. Казалось, лежит не баба, а ангел, слетевший с небес и растерявший по дороге одёжку и крылья. Хотелось провести рукой по неземной красоте и проверить, живая ли?
В голове усмехнувшегося барина бродили те же мысли. Он навис над женой и принялся поглаживать её по белой коже. Барыня довольно потянулась и замурлыкала, как кошка, подставляя бока под поцелуи расшалившегося мужа. Федька облизнулся. Ему мучительно хотелось пройтись губами по этим стройным ножкам, фарфоровому животику и пышным грудкам, непонятно откуда взявшимся у этой крохотульки. Между ног сладко зудело. Пора бы к делу, подумал Федька, пытаясь представить господскую любовь, но хозяин не спешил. Только когда жена выгнулась и жадно потянула его к себе, он на секунду отстранился и скинул шелковые портки.
Увидев кол, гордо торчащий между барских ног, Федька чуть не ойкнул. Он гордился своим мужским достоинством, но хозяин оказался покруче. С такой дубиной только вдовую Маланью охаживать, и то заплачет баба. Что же он с барыней делать будет? – нахмурился Федька, с тревогой поглядывая, как хозяин притянул к себе затихшую жену и начал медленно вдавливать здоровый кол промеж её стройных ножек. Хрупкая барыня жалобно всхлипнула, и добрый Федька едва не выскочил на помощь к бедной бабе, но вовремя вспомнил, что странные хозяева успели заделать двоих крикливых барчуков. Значит, волноваться не к чему. Лучше глядеть да учиться. Вона как ловко барин покачивает боками, втискиваясь всё глубже. И коленки жене широко раздвинул, чтобы не мешала. Несколько томительных мгновений, и огромный кол, словно по маслу вошел в махонькую, как кукла барыню. Только под конец она тихо охнула и задрожала. Но Федька уже не чувствовал жалости. Так её! – бормотал он про себя, подначивая неторопливого хозяина. Но Владимир Иванович не спешил. Он поцеловал жену и что-то прошептал ей на ушко. Барыня вздохнула и, прижавшись к мужу, обвила его стройными ножками, словно гибкая лоза вокруг сильного клена. Барин прижал её к себе и плавно перекатился на спину, так что маленькая жена оказалась сидящей на нем верхом. Тряхнув распущенными волосами, она приподнялась, словно хотела сбежать. Ещё немного, и с трудом втиснутый кол вырвался бы на свободу, но в последний миг барыня замерла и сама послушно нанизалась на него.
Словно завороженный смотрел Федька на бесстыдницу, плавно покачивающуюся на лениво раскинувшемся муже. Глаза её были полузакрыты, щеки пылали, приоткрытый ротик постанывал, вторя неторопливым движениям, похожим на дивный танец. Даже сейчас она походила на ангелочка, если не приглядываться, на что он присел. Барин блаженствовал неподвижно, но скоро и ему стало невтерпеж. Приподнявшись, он обхватил ладонями тонкую талию жены, превращая медлительные раскачивания в бешеную скачку. Словно легкое перышко порхала барыня в его руках, постанывая всё жалобнее и громче. Грудки ладно подпрыгивали. Приглаженные локоны превратились в непослушную золотую гриву, а стройные коленки всё приседали, помогая обезумевшему от страсти мужу.
На миг изумленному Федьке показалось, что он попал на ведьминский шабаш, так мало эти двое походили на людей. Бесстыдно двигающиеся тела казались единым целым, то распадавшимся на две прекрасные половины, то вновь сливавшимся в дивное существо.
Барыня устала первая. Она вздрогнула и, как поникший цветок, упала барину на грудь.
- Володенька, - донесся до зачарованного Федьки её протяжный шепот. – Что ты со мной делаешь?
Барин не ответил на вопрос, а только крепче обнял жену и, заглянув в её раскрывшиеся глаза, протяжно выдохнул: - Глупенькая моя, глупенькая...
Федька усмехнулся. Это точно. Всё бабы дуры. Что тут отвечать? Без слов ясно, что с тобой делают, лебедушка. И долго ещё будут делать.
Федька не ошибся. Повернув притихшую барыню на спинку, хозяин ещё не раз заставил её сладко вскрикнуть, то далеко разводя усталые ножки, то оплетая их вокруг себя, то закидывая на свои широкие плечи. Колдовская барыня жалобно постанывала, но по всему было видно - баловница довольна. Недаром она так нежно нашептывала любовные признанья, что внутри Федьки всё сладко сжималось. Он давно уже не понимал, где находится: наяву или в дивном сне. Не верилось, что люди могут вытворять такое, а между тем колдовство продолжалось, и любовники были неутомимы.
Наконец, барин сдался под нежными ласками жены и задрожал вместе с нею, только сильней и дольше. Довольный и усталый, лежал он в её объятиях, а маленькая колдунья ласково перебирала его повлажневшие волосы.
- Теперь точно заснут, - не то с облегчением, не то досадой подумал Федька, и снова ошибся. Полежав, барин налил в бокалы вина и, чокнувшись с колдовской женой, провозгласил:
- Анечка, за тебя мой ангел!
Барыня покачала головой:
- За нас!
Потом она склонилась на плечо барина и принялась что-то нежно шептать. До Федькиного слуха донеслись обрывки фраз: «Мой повелитель... Всегда любила...». Владимир Иванович рассмеялся:
- В таком случае повелеваю. Моя любимая Пери, исполни свой волшебный танец.
Барыня кивнула и нагая плавно соскользнула с кровати. Взяв браслеты, лежащие на столике, она застегнула их вокруг узких лодыжек и запястий и разожгла свечи, расставив их по углам спальной. Забыв обо всем, Федька приподнял крышку, боясь пропустить самое главное, но господа, увлеченные друг другом, ничего не замечали.
Под негромкий звон колокольчиков, украшающих браслеты, барыня взяла прозрачное покрывало и, обвив вокруг себя, закружилась, как колдунья, наводящая морок на жертву. Огромные синие глаза её казались ещё больше в переливчатом мерцании свечей. Они то томно потуплялись долу, то ярко вспыхивали, обещая сладкое блаженство. Гибкие руки двигались в такт колокольчикам, легкими взмахами завлекая в сети. В эти минуты она столь походила на русалку, что зачарованному Федьке на миг померещилось: ещё немного, и он увидит волшебный хвост, блестящий семью цветами радуги. Но тут одна ножка бесстыдно поднялась и, задев золотистый локон красавицы, маняще зазвенела бубенцами над её головой. Федька сглотнул и чуть не кинулся на сладкий призыв.
К счастью барин опередил его. Бросившись к жене, он схватил её в охапку и не слушая обиженный шепот: - Опять не даешь мне закончить, - потащил нежно позванивающую колокольчиками красавицу в постель.
Федька чуть не заплакал от муки, увидев, как барин жадно закачался взад-вперед, вонзаясь в прекрасную колдунью. Не было сил смотреть на чужое блаженство, но как ни пытался растревоженный холоп отвести взгляд, ошалевшие глаза не слушали его.

Продолжение