(из воспоминаний Натали Репниной, коллаж нарисован Сяораной)

Завтра серебряная свадьба моего брата. Страшно подумать, как быстро летит время. Кажется, ещё вчера мы с Мишелем были детьми и наивно пытались представить нашу взрослую жизнь. Я хотела стать фрейлиной и служить при дворе. Мишель бредил военной службой. Напрасно наш миролюбивый отец пытался разъяснить ему достоинства штатских занятий, не менее почетных и нужных отечеству. Брат твердил о сражениях и в мечтах представлял себя гусаром, для пущей верности подрисовывая на верхней губе залихватские усы.

В конце концов, отец сдался и обещал, что на будущий год отправит Мишеля в пажеский корпус, а к новому году подарил ему карнавальный костюм – точную копию настоящего мундира. Даже я залюбовалась красным доломаном с золотой отделкой, Мишель же пришел в полнейший восторг и с нетерпением считал дни до праздника, на котором друзья увидят его бравым гусаром.

В ту пору я была мала и не могла надеяться попасть на детский бал, но радость брата озаряла и меня, заставляя разделять его восторги и надежды. Десятилетний Мишель казался мне почти что взрослым, и я наивно радовалась, когда он говорил со мною, как с большой, подробно посвящая в свои мечты. Неудивительно, что несчастье, приключившееся с братом, сделалось и моим собственным.

Перед отъездом на праздник наряженный гусаром Мишель расшалился и, размахивая саблей, ненароком задел одну из парных ваз, пожалованных Петром Великим нашему пращуру Аниките Репнину. Хрупкий фарфор качнулся. Брат бросился его ловить, но было поздно. Осколки печально зазвенели, и Мишель застыл с перекошенным от горя лицом.

Наши родители не были строги, но за подобный проступок виновника могли лишить праздничного карнавала. Несколько минут мы стояли, с тоской понимая, что уже ничего не исправить. На Мишеля было больно взглянуть. Он побледнел и сник, словно с фамильной фазой разбились его мечты. Я хотела утешить озорника, но его глаза подозрительно блеснули и, отвернувшись, брат торопливо убежал прочь, пряча от меня непрошеные слезы.

Я была готова на всё, лишь бы помочь Мишелю, и когда вошедшая матушка строго спросила, кто разбил фамильную вазу, мне не требовалось раздумий, чтобы принять вину на себя. Брат не узнал ни о чём и уехал на праздник в полной уверенности, что в спешке родители не заметили нанесенного ущерба и накажут его поутру. На другой день Мишель услышал, что за разбитую вазу я на месяц оставлена без сладкого, и нежно поблагодарив меня, попросил так более не делать.

- Настоящий мужчина не должен прятаться за чужой спиной. Наташенька, милая, спасибо тебе за заступничество, но пусть это будет в последний раз. Обещай мне!

Я обещалась, и подтверждая слова делом, брат пошел к родителям признаваться в своей вине. Его благородство не облегчило мою участь, но наша дружба стала надежнее и горячее.

Впрочем, мы были не на равных. Как настоящий мужчина, Мишель почитал своим долгом беречь любимую сестру и защищать её. Я же, связанная обещанием, не имела права вступиться за него. Несправедливость тяготила меня, и будучи менее простодушной, чем брат, я стала помогать ему, сохраняя добрые поступки в тайне.

Выученные хитрости пригодились, когда я стала фрейлиной и очутилась при дворе, самом блестящем и влиятельном в Европе. Первые трудности быстро прошли и, наслаждаясь безоблачной жизнью, я огорчалась лишь одним. Мой повзрослевший брат уехал воевать на Кавказ. Читая его обстоятельные письма, я переживала и просила господа о защите, но беда подстерегала Мишеля не под пулями чеченцев, а в роскошных анфиладах Зимнего.

Вернувшись с Кавказа, брат был назначен адъютантом цесаревича. Гордясь Мишелем, я ласково поддразнивала его, напоминая, что мой чин сродни генеральскому, а значит, важнее. Но брат не обижался. Искренний и простодушный, он жил по благородным правилам, более пригодным для рыцарских времен, нежели для нашего лукавого века. И чувство чести пришло в противоречье с долгом службы.

На маскараде, где пристало веселиться, вспыльчивый и не знающий меры ни в чем цесаревич вызвал на дуэль такого же безумца и упрямца. По роковой случайности им оказался лучший друг Мишеля – Владимир Корф. Следовало доложить государю об опасности, но брат молчал, пытаясь примирить двух задир. Усилия пропали втуне. Поединок состоялся, и хотя с наследником не приключилось никакой беды, император не простил Мишелю его отступничества. На моих глазах брата с бароном Корфом арестовали и увезли в Петропавловскую крепость.

Прощаясь с Мишелем, я узнала о новой беде. Мой жених, князь Долгорукий, оказался замешан в роковой дуэли. Он не смог отказать другу и стал секундантом барона Корфа.

Между князем и мной не было безумных чувств, о которых мечтали мои подруги, но я уважала его и почитала идеалом будущего супруга. Мягкостью и рассудительным нравом Андрей напоминал мне любимого брата. Он был деликатен, как Мишель, и подобно ему относился к женщинам без легкомыслия, не заводя мимолетных романов, как другие. К тому же с ним было весело и легко, пели ли мы романсы, обсуждали ли книжных героев или просто шутили и целовались.

Будущее с князем представлялось радостным и безмятежным, но опрометчивая дуэль перечеркнула милые надежды. Глядя на тихого и доброго Андрея, я отказывалась верить в его безрассудство. Князь поступил, как следовало дворянину, но я слишком переживала, чтобы по достоинству оценить отважный поступок.

За четверть века, минувшую с тех пор, я уяснила простую истину. От нас, женщин зависит, каким станет наш мужчина. Узнав об аресте друзей, Андрей хотел разделить их участь, но я не поддержала благородный порыв. Женские слезы точат камень. Князь поддался на уговоры и покинул столицу, чтобы выполнить придуманное для него поручение. Будь Андрей тверже, всё могло сложиться иначе. Он перенёс бы с друзьями тяготы заточения и окреп душой. Но я уберегла жениха от опасности, а заодно от возможности стать настоящим мужчиной, о чем жалею до сих пор.

Андрей уехал к себе в Двугорское, а я бросилась спасать брата. Не помню, как добралась до мрачных стен Петропавловки. Мысли мешались от страха за Мишеля, и я едва сознавала, что творю. То пыталась дать денег и подкупить дежурного офицера, то кокетничала с ним, обещая бог знает что, взамен за короткое свидание. Рядом с ужасной участью, ожидавшей брата, делалось неважным всё. И забыв наставления Мишеля, я была готова на любые жертвы.

Придворные фрейлины без колебаний вступали в амурные связи ради успеха и богатства. Что значила эта мишура рядом с жизнью любимого брата. Я решила спасти Мишеля ценою собственной чести. В голове составился безумный план: соблазнить офицера и устроить побег, а если мерзавец, бесстыдно обнимающий меня, откажется помочь, напугать его, обвинив в насилии над беззащитной фрейлиной императрицы.

Но решить, не значит сделать. Поцелуи прилизанного офицера были столь противны, что я не удержалась и оттолкнула негодяя, больно ударив каблуком. Отвращение утроило мои силы. Отчаяние наполнило сердце яростью. В тот миг я не остановилась бы даже перед душегубством, и офицер почувствовал опасность, позорно кинувшись наутек. Кто знает, что бы случилось, если бы я догнала его, но вошедший в комнату полковник пресек безумные планы.

Страшные мгновения до сих пор стоят перед моими глазами. Полковник объявил о смертном приговоре брату и барону Корфу и разрешил прощальное свидание. Мишель держался мужественно и твердо, а я рыдала в три ручья, обнимая его и Владимира. Потом меня оторвали от брата и, едва сознающую, что творится, увели с тюремного двора.

Оставалось бессильно плакать и ждать у ворот, уже ни на что не надеясь. И в этот кошмарный миг, словно божье чудо, передо мной явился запыхавшийся цесаревич, держащий в руках императорское помилование.

Столько лет прошло, но каждый раз, как вспомню, сердце наполняет ликующая радость. Именно тогда, видя, как Александр грудью закрыл несчастных приговоренных от нацеленных на них ружей, я впервые рассмотрела в нем не взбалмошного мальчишку, а мужчину, способного прийти на помощь - спасти и защитить.

И когда через месяц в поисках новой фаворитки император обратил свой взор на меня, я, не задумываясь, прибегла к заступничеству цесаревича. Так начался наш роман, о котором немало сплетничали и которого на самом деле не было никогда.

Я не сразу поняла, что всё больше влюбляюсь в своего августейшего защитника. Стоило ему появиться рядом, и сердце начинало биться чаще, голова кружилась, а тело становилось невесомым, словно его наполняли пузырьки воздушного шампанского. Никогда в присутствии Андрея со мною не творилось ничего подобного. Рассудок благоразумно подсказывал, сближение с цесаревичем ни к чему хорошему не приведет, но противиться его обаянию не хватало сил.

Наши встречи не походили на свидания влюбленных. Нежные взгляды сменял шутливый бой подушками. Мы были совсем детьми и могли дурачиться часами, но взрослые желания уже подкрадывались к нам и бурлили в крови, подводя всё ближе к опасной грани. Я томилась, вздыхала и боялась себя самой. Печальный пример Ольги Калиновской благоразумно напоминал – любовь цесаревича не вечна. Остановись, не делай больно ни себе, ни его невесте, доброй и милой принцессе Мари.

Напрасно я твердила, что не совершаю ничего дурного, что между цесаревичем и мной нет никакого романа, и он просто защищает меня. Совесть моя была нечиста. Кто знает, что стало бы со мной, если бы не тайно вернувшаяся Ольга. Её терзания отрезвили меня. Глядя, как несчастная бесплодно пытается вернуть ушедшую любовь, я представила себя на её месте и решила, что скорее умру, чем унижусь перед мужчиной, меня забывшим. Следовало покинуть Александра.

Не надеясь на собственные силы, я поддалась малодушной надежде, что брак с Андреем и тишина Двугорского уезда уберегут меня от опасных страстей. Цесаревич безмолвно принял мой выбор. И что он мог сказать? Чувств Александра доставало, чтобы творить любые безумства, кроме нелегкого решения навсегда связать наши судьбы, а позорная роль метрессы была не для меня…

Спустя несколько лет другой принц со звучным именем Александр начал добиваться моей любви, и вспомнив печальный опыт, я наотрез ответила «нет», стараясь не замечать, что в этот раз моё сердце задето гораздо сильнее и, быть может, не перенесет разлуки.

«В жизни не бывает сказок. Принцы не женятся на фрейлинах, а Александр Дармштадтский не просто принц – он брат принцессы Мари, жены наследника престола», - сквозь слезы объясняла я, сбежав из столицы и укрывшись в усадьбе у друзей.

Будущее казалось беспросветным, но утешавшая меня баронесса Корф ласково возразила: «Сказки бывают. И делаем их мы сами. Разве не женился мой муж на бывшей крепостной? Разве не счастливы мы с ним наперекор завистливому свету? Если любовь настоящая – ей не страшно ничего».

Слова баронессы запали мне в душу, заставив всю ночь проворочаться без сна. Разве мой принц хуже барона Корфа? Разве не воевал он, как герой, на Кавказе? Разве дрогнул когда-нибудь и сбежал от опасностей? Нет, всем известно: даже в тяжелом отступлении, сквозь скопища горцев, он не покинул войск и делил с солдатами все трудности походной жизни. Так почему я не верю в него? Почему считаю, что в роскошных залах Зимнего он растеряет былую отвагу?

Так и не сомкнув глаз, я поднялась чуть свет и, оставив записку мирно спящим хозяевам, велела закладывать коляску. После нескольких пасмурных дней сквозь тучи проглянуло последнее летнее солнце. Я подставила лицо под ласковые лучи и задумалась, что скажу своему Александру. Как признаюсь ему, что не в силах жить без его улыбки, голоса, глаз. Как замираю от непонятной гордости, когда слышу, как хвалят его. Как всем сердцем мечтаю быть с ним рядом.

Солнце согревало щеки. От мыслей о скорой встрече теплело на душе. Только бы застать моего принца. Только бы обиженный моей безжалостной отповедью, он не уехал обратно на Кавказ. На миг мне снова стало холодно, но я прогнала страх, собираясь найти любимого даже на краю земли.

Искать не пришлось. Первым, кто встретил меня в просыпающемся Зимнем, был мой Александр. Усталый и непривычно хмурый, он ходил у дверей моей комнаты и смотрел на них, словно молил о чуде. Мы повернулись друг к другу, и долгая речь, заготовленная в дороге, стала не нужна… В тот же день мы уехали из столицы и обвенчались, презрев императорский запрет.

Баронесса Корф оказалась права. Сказки есть. И делаем их мы сами. Не скажу, что всё было гладко. Случались трудности и беды, и долго нам досаждали родные мужа, не сразу признавшие наш брак, но мой Александр был рядом, и стоило мне заглянуть в любимые глаза, как печали уходили прочь, а неприятности становились неважны.

Страшно подумать, что четверть века назад своим малодушием я едва не испортила жизнь не только нам, но и Мишелю с Лизой. К счастью, любовь к брату удержала меня от ошибки. Я уже подошла к аналою и готовилась ответить Андрею «да», когда, оглянувшись на Мишеля, увидела, как нежно смотрит он на Лизу, сестру моего жениха. Прежде, погруженная в свои переживания, я не замечала чувств Мишеля. Но стоило встретить его влюбленный взгляд, как у меня не осталось сомнений – лишь с Лизой он будет счастлив.

Я замерла, со стыдом понимая, что ради своего покоя едва не сломала жизнь брата. Порою нам надобны годы, чтоб разобраться в своей душе. Но в тот день мне хватило нескольких мгновений, чтоб осознать: я ещё не изведала истинных чувств - тех, что сияют на лице счастливого Мишеля. Андрей потянул меня за локоть, напоминая, что батюшка и гости ждут и пора ответить «да», но я покачала головой...

Меня долго упрекали за скандал, устроенный на свадьбе, ещё дольше злословили за моей спиной, но я не жалела ни о чем. Когда догадливый Мишель стал допытываться причины внезапной перемены, я честно ответила: - Брак без любви сделал бы несчастными нас обоих, Андрея и меня, - и, памятуя, что мужчинам не нравится, когда их опекает слабый пол, в мыслях добавила: - А ещё несчастными были бы ты и Лиза.

Слово серебро, молчание золото. К чему сердить брата, просившего никогда не защищать его. Достаточно того, что я не ошиблась, и уже четверть века Мишель живет душа в душу с Лизой, считая, что в последний раз сестра заступалась за него в далеком детстве, приняв на себя вину за разбитую вазу.

КОНЕЦ

К другим фикам