Интересуетесь красивым вензелем на моем боку? Разочарую ваше любопытство. Затейливая вышивка прикрывает уродливую дыру. Однажды я забыла о себе и решила разорваться, но сделать счастливой одну глупышку. История длинная, но если вам не к спеху, извольте.

Как говорят у нас в туманном Альбионе, I was born with a silver spoon in my mouth. Если быть точной, рта у меня нет, серебряной ложки тоже. Зато появилась я на свет более изящным способом, нежели вульгарные людские роды. Целый месяц меня прилежно шили ловкие пальчики рыжеволосой Пэг. Ей оставалось украсить оборкой моё элегантное декольте, когда в уютную комнатку на Джермин Стрит ворвался широкоплечий крепыш, чуть не стоивший жизни мне – самому прелестному творению лучшей лондонской белошвейки.

Схватив Пегги в охапку, незнакомец закружился по комнате, едва не порвав мой пышный подол. К счастью, я успела ловко выскользнуть из рук растерявшейся портнихи и улечься на широком подлокотнике, с неодобрением наблюдая за обнимающейся парочкой. Забыв обо мне, они удобно устроились на диване и между пылкими поцелуями выяснили, что незнакомец с коротким именем Джон получил небольшое наследство и может завтра же венчаться с любимой, если, конечно, она согласна.

Пэгги радостно закивала и, светясь от счастья, призналась, что, вышивая меня, всё время вспоминала уехавшего Джона. Крепыш расплылся в улыбке и впервые соизволил повернуться в мою сторону. Осторожно потрогав своей здоровенной пятернёй мои изящные кружева, он одобрительно заявил: - Приятная тряпка!
Услышав, как меня обозвали, я едва не свалилась на пол от возмущения, но Пэгги вступилась за своё творение, вполне справедливо заметив:
- Не тряпка, а прелестная ночная сорочка, подарившая мне удачу!

Узнав о моих заслугах, расщедрившийся Джон предложил оставить меня на память, но Пэгги со вздохом возразила, что вещица слишком дорогая и к тому же будет напоминать о печальных днях разлуки. Пусть достанется другой владелице. Услышав ответ, я облегченно расправила кружева. Пэгги была мила, но моё тщеславие требовало более изысканную хозяйку. Самой роскошной сорочке полагалась самая прекрасная девушка на свете.

В модной лавке мадам Бюссо, где работала Пэг, было немало дорогих вещиц, но даже среди них моё появление произвело настоящий фурор. Хозяйка долго разглядывала меня, с восхищением крутя так и сяк, а потом довольно сообщила, что за эту красоту получит приличный куш. И я не подвела.

Бережно укладывая меня в коробку, мадам Бюссо похвасталась бородатому купцу:
- Через месяц уезжаю на родину, в Пуатье. Денег теперь достаточно. Встречу счастливую старость в уютном домике на берегу реки.

Купец запротестовал, уверяя, что мадам Бюссо рано думать о старости и что кружевные вещицы, купленные им для коммерции в России, вполне подойдут ей самой. В ответ хозяйка печально вздохнула и ласково погладила меня по волнистой оборке:
- Эта прелесть должна украшать молодую красавицу. Моё время прошло.

Слышать комплименты в свой адрес было приятно, но новость о поездке в далекую Россию обеспокоила меня. Нежной кружевной сорочке опасно мокнуть под дождем и трястись на неровных ухабах. Но ведь я счастливица!

Долгое путешествие пролетело незаметно, а когда коробку открыли и извлекли меня на свет, я, шелестя от восторга, сообразила, что досталась самой прелестной девушке на свете.

Посреди богато обставленной спальной стояла хрупкая красавица, более всего похожая на лесную нимфу, виденную мною на старинном полотне. Пышные золотистые волосы рассыпались по её белоснежным плечам и волнами спускались к тончайшей талии, величаемой у нас на родине «осиной».

Корсета на красавице не было, но её воздушный стан не нуждался в ухищрениях, придуманных лукавым светом. Скинув домашнее платье, она осторожно надела меня поверх миленьких панталон и подбежала к большому зеркалу на стене. Я с интересом вгляделась в серебристую гладь и замерла, понимая, что прекрасна, как никогда!

На фоне лилейно-белой кожи мои кружева казались снежинками, упавшими с небес. Оборки, словно птицы, парили над хрупкостью плеч. А тонкое полотно походило на легкий туман, окутавший фарфоровую статуэтку. Стоило красавице шевельнуться, и я полетела ей вслед, вторя грациозным движениям и жалея, что никто не видит, как мы великолепны.

Словно отвечая моим мыслям, скрипнула дверь. Я встрепенулась, ожидая увидеть щедрого мужа прелестницы, но в комнату вошла дородная толстуха, от простецкого вида которой за версту несло служанкой. Вела она себя довольно фамильярно, из чего я заключила, что когда-то старуха нянчила мою красавицу.

Впрочем, первая же фраза примирила меня с незваной гостьей и позволила понять, что русские слуги имеют вкус.

- Аннушка! Да ты настоящая принцесса! Дай на тебя полюбоваться. Это что за чудо? Красиво, глаз не отвесть.

Я улыбнулась, услышав королевское имя моей хозяйки. Анна... Она улыбнулась за мною вслед.

- Иван Иванович выписал наряды из-за границы. И туфельки, и платья, и шляпки. А это, Варенька, chemise de nuit, по-русски ночная сорочка.

Старуха с укоризной вздохнула:
- Какие деньги перевели, а никто не увидит! Разве что, - она лукаво усмехнулась: - барин жениха тебе приискал. Недаром цельное приданное накупил.

Предположение Варвары выглядело логичным. Но моя хозяйка печально покачала головой:
- Что ты, Варя, кто же женится на крепостной…

Хрустальная ваза на туалетном столике эхом повторила печальное «…ой» и у меня заледенели оборки и кружева.

Не может быть! Неужели эта изысканная красавица - крепостная, которую можно купить и продать? Я слышала, как мадам Бюссо называла Россию варварской страной, но только сейчас оценила её правоту. И хотя моему тщеславию нанесли серьезный урон, но печальное положение прекрасной Анны огорчило меня гораздо больше и, исполнившись сочувствия, я принялась гадать, нет ли способа помочь моей бедной хозяйке.

Между тем Варвара добродушно заметила:
- А Миша твой? За версту видать, что князь любит тебя.

Новость о влюбленном князе немного ободрила меня, но Анна упавшим голосом возразила.

- Владимир не позволит нам быть счастливыми. На вчерашнем балу он велел мне держаться подальше от Миши. Страшно подумать, что будет, если я не исполню его приказ.

Варвара беспечно отмахнулась, не разделяя тревоги моей хозяйки:
- Молодой барон только с виду грозный. Сердце у него доброе. Не верю я, что Владимир Иванович может тебя обидеть.

Столь разные мнения об одном человеке раздразнили моё любопытство, и я с досадой жалела, что ночная сорочка не утренний пеньюар и мне не увидеть загадочного барона. Но жизнь прекрасна тем, что в ней возможно всё. Скоро мне довелось познакомиться с Владимиром, причем самым неприятным образом.

Я мирно лежала на любимой полке, отдыхая в уютном комоде, когда меня схватили и бросили в лицо высокому незнакомцу. Никто и никогда не обращался со мной так бесцеремонно! Я обиженно нахмурилась и с изумлением обнаружила, что коварный обидчик – моя кроткая хозяйка.

Анну было не узнать. Её голубые глаза потемнели от гнева, нежные губы обиженно дрожали, а мелодичный голос звучал непривычно резко. Как безумная, она хватала всё, что попадалось под руку, и швыряла в растерянного незнакомца:
- Забирайте! Вы же хотели, чтобы у меня не было ничего – ни счастья, ни уважения, ни любви! Вы же этого добивались, Владимир!

Услышав имя незнакомца, я тотчас сообразила, кто явился в спальную, и, забыв об обидах, с любопытством вгляделась в человека, о котором слышала немало лестного и плохого. На тирана, часто вспоминаемого Анной, он ни капли не походил. Бедный барон был смущен и растерян и ласково уговаривал мою хозяйку успокоиться, сообщая, что не собирается ничего отнимать. Но Анна не унималась, продолжая твердить, что немедля покинет комнату, предназначенную для благородной девушки, а не безродной холопки, как она.

Я с испугом ждала, что у барона вот-вот лопнет терпение, но он кротко сносил все упреки. Даже оглушительная пощечина не разгневала его. Печально поглядев на рассерженную Анну, он упавшим голосом проговорил, что надеется вымолить у неё прощение, и с несчастным видом покинул спальную.

Не знаю, в чем провинился барон, но мои симпатии пребывали на его стороне. За время недолгой ссоры, я успела заметить, как нежно глядел он на мою хозяйку, и не сомневалась, стань Анна поласковей, бедняга с радостью исполнил бы любой её каприз.

При всем том, барон был молод и хорош собой. Темноволосый, стройный, он казался воплощением девичьих грез. Особенно завораживали его глаза. Серые, глубокие, они меняли выражение каждый миг, но всё время в них горел огонь, то обжигающе жаркий, то разящий холодной молнией, то манящий мягким светом. За одни эти глаза можно было отдать душу и полюбить барона навсегда. Тем непонятнее выглядело презрение моей хозяйки.

Скоро я с удивлением обнаружила, что Анна не знает собственных чувств. Днем, в разговорах с Варварой, она жаловалась, что разлучена с любимым Михаилом, а по ночам шептала совсем другое имя. С нежных губ уснувшей красавицы срывалось протяжное «Влади-иимир».

Слушая томные призывы, я печалилась и злилась на свою немоту. Никто, кроме меня, не догадывался о тайне Анны, никто, кроме меня, не мог вразумить глупышку. Но я не умела сказать ни слова, и моя хозяйка продолжала страдать.

Чем больше я знакомилась с Анной, тем сильнее привязывалась к бедняжке. И если сначала меня прельщала её неземная красота, то скоро я в полной мере оценила чистую душу своей хозяйки. Даже с нами, вещами, она была внимательна и нежна. А сколько сердечной заботы доставалось от Анны людям! Как ласково говорила она обо всех, кто жил с нею рядом! Как спешила помочь и поддержать в беде. И только несчастный барон, очаровавший меня, не удосуживался от Анны доброго слова.

Я уже отчаялась увидеть счастье влюбленных и страдала за них, как за себя самое, когда внезапно всё переменилось.

Та ночь началась необычно. Анна бережно надела меня, но не легла в постель. Сев в кресло у кровати, она сложила руки и стала ждать. Часы пробили полночь. Моя хозяйка взяла горящую свечу и медленно вышла из спальной.

Ничего не понимая, я забеспокоилась. Анна была бледна и дрожала не то от холода, не то от страха. При этом она ничего не накинула поверх меня, как делала обычно, когда спускалась к Варваре. Я ещё надеялась, что Анна свернет на кухню, но она прошла мимо лестницы и направилась в незнакомый мне конец коридора.

Слушая, как часто бьется её сердце, я тревожилась всё сильнее, не зная, что подумать. Последнее время моя хозяйка часто плакала и могла натворить бед. Только когда отворилась тяжелая дверь, и я увидела спящего барона, на душе немного отлегло.

Что бы ни говорила Анна про сурового хозяина, я не сомневалась - он не может нам навредить. Но глупышка думала иначе. Стоило Владимиру проснуться, как она испуганно закрыла лицо руками и не заметила жадной нежности, с коей любовался ей барон. Самодовольно подумав, что моё изящество добавляет очарования прелестной картинке, я слегка шевельнулась и обвила тонкий стан хозяйки, делая ещё заметнее её красоту.

Анна не оценила моей услуги, но мне не требовалось награды. Было довольно того, что глупышка забыла обиды и пришла к человеку, о котором мечтала. Влюбленные заговорили. Скоро к словам прибавились объятья, и я с восторгом услыхала, как барон клянется дрожащей Анне, что вся его жизнь принадлежит ей одной.

Ещё немного, и я бы украсила волшебную ночь любви, но всё испортил внезапный вопрос. Заглянув моей хозяйке в глаза, Владимир с надеждой прошептал:
- Скажи, ты любишь меня?

Глупец! Зачем спрашивать, если девушка сама пришла к тебе! – с досадой подумала я, отлично зная, что Анна любит барона, но едва ли ответит «да». Глупышка не понимала собственных чувств, и только я, свидетельница её полночных грез, могла открыть правду, если бы умела говорить.

Но мне не дано издавать звуки, только приятно шелестеть, а Анна стояла и беззвучно плакала, не зная, что сказать. Не слыша ответа, Владимир замер, и я увидела, как гаснет свет в его глазах. Миг, и лицо барона помертвело, а с губ сорвалось жестокое:
- Уходи!

Моя хозяйка вздрогнула и тихо шагнула прочь.
- Уходи, - как удар хлыстом, прозвучало ей вслед.

Не смея спорить, Анна повернулась, собираясь уйти, и зацепила мою оборку за неровный край двери. Легкое движение, и могло случиться самое страшное! В лавке мадам Бюссо я наслушалась жутких историй о разорванных подолах и дырках в боку. Следовало скорее спасать мою красоту, а возможно и саму жизнь. Но вдруг я сообразила, что судьба дарует последний шанс задержать мою бедную хозяйку.

И тогда я совершила безумный поступок. Зачем? Затрудняюсь ответить, но в тот миг мне казалось, что нет ничего важнее, чем помирить несчастных влюбленных. И как ни странно, моё безрассудство помогло.

Глядя на застывшую Анну, Владимир суровым голосом повторил свой приказ. Красавица хотела шевельнуться, но я упрямо держалась за дверь, не позволяя ей уйти. Тихо трещало тонкое полотно, натягивались кружева, но мне было не до них. Анна и Владимир, - вот что волновало меня в ту минуту.

- Почему ты не уходишь! - в отчаянии прокричал барон.
- Я не могу… не могу уйти от тебя, - жалобно всхлипнула моя хозяйка и громко разрыдалась.

Женские слезы творят чудеса. Увидев их, суровый барон дрогнул и, подбежав, крепко обнял мою глупышку. Нет ничего приятнее, чем утешать заплаканную красавицу. Несколько жарких поцелуев перепало и моим кружевам. Радуясь за влюбленных, я осторожно отцепилась от двери и с тоской оценила нанесенный урон. Кружева устояли, но тонкое полотно треснуло и разорвалось на самом видном месте.

Не замечая моей беды, влюбленные продолжали обниматься. Хватило дюжины поцелуев, чтобы всхлипнув, Анна призналась:
- Я люблю тебя. Люблю, несмотря ни на что.

Надо сказать, барон оказался настоящим джентльменом и снимал меня осторожно и бережно. А как долго и нежно ласкал он Анну, словно не решался поверить собственному счастью. Уже начинало светать, когда до меня донесся тихий вскрик моей хозяйки, и я с улыбкой поняла, что отныне влюбленные вместе - телом и душой.

Утром Анна и Владимир обвенчались, но мне не довелось увидеть счастливый праздник. Ночным сорочкам не место в храме. Зато к вечеру старательная горничная вышила изящный вензель поверх уродливой дыры в моем боку, и я снова наслаждалась счастьем влюбленных.

С тех пор, глядя на сплетенные буквы «В» и «А» я вспоминаю своё безрассудство, соединившее двух упрямцев, и поныне бережно хранящих старенькую chemise de nuit.

Да минуют их беды и невзгоды.

Аминь.

К другим рассказам