Три дня мы не могли даже на миг оторваться друг от друга. Порой мне казалось, что Канарский воздух помутил рассудок и у меня, и у Владимира. В этом странном безумии весь мир сосредотачивался в одном-единственном человеке. Было невозможно жить без его рук, губ, поцелуев. Томительная страсть, словно морская буря, раскачивала нас на своих волнах, то захлестывая с головой, то подбрасывая в небеса. В редкие минуты затишья мы выбегали на песчаный берег и, взявшись за руки, кидались в прохладный океан. Тогда другие волны, пенистые и соленые, нежили наши усталые тела… Хотелось навсегда остаться в райском уголке. Но время стремительным экспрессом летит вперед, не слушая наших желаний. Настало четвертое утро, и мы простились со счастливым домиком.

В отеле все шло по-прежнему. Словно не было этих судьбоносных дней. Так же шумели фонтаны. Играла музыка. В плавно поднимающемся лифте Владимир обнял меня и голосом, не терпящим возражений, потребовал переехать к нему в номер. Наши желания совпадали, но командный голос неприятно резанул слух. Поэтому в ответ на заботливое предложение помочь с вещами я хмуро заявила, что уложу все сама. Лицо Владимира вытянулось от обиды, и моё женское сердце дрогнуло. Коснувшись губами слегка колючей щеки, я ласково пояснила: - Если будем собираться вместе, за поцелуями не закончим к вечеру. И вообще, кто-то похож на большого ежа… Мой мачо заулыбался и пошел готовить торжественную встречу.

Сборы заняли от силы полчаса. Чемодан был доверху заполнен, когда в дверь постучали. «Очень кстати, - мелькнуло в голове: - без моего героя тут не справиться». Оставив в покое упрямую крышку, я звонко крикнула: - Заходи, открыто! – и вздрогнула, увидев, как из темной прихожей шагнул Мишель. В первую секунду я даже не поняла, кто это. Потом вспомнила о пропущенном свидании и решила извиниться. Галантный француз кивнул и заверил, что нисколько не обижен. Напротив, он очень волновался, когда я пропала. Даже пытался разузнать на ресепшн. – И случайно открыл ваш секрет, Анна, - подмигнул он. – Знаете, у французов и русских много общего. Особенно любовь к розыгрышам. – Значит, мир, - протянула я руку. – Мир, - Мишель склонился и вежливо чмокнул мою ладонь. Потом вытащил из кармана визитную карточку. – Завтра я улетаю. Окажетесь в Париже, звоните. Буду рад вам обоим.

Не хватило минуты, чтобы француз спокойно ретировался из номера. Но правило бутерброда вечно, как вселенная. Хлопнула дверь. В комнату влетел гладко выбритый Владимир. Не хочу вспоминать зверских взглядов, брошенных им на растерянного Мишеля. Хорошо ещё, что обошлось без рукоприкладства с последующим международным скандалом. Я пыталась объяснить, что француз зашел попрощаться, но рассерженный ревнивец не желал ничего слушать. Он буквально вытолкал Мишеля из комнаты и мрачно повернулся ко мне. – Ты видела, во что одета? - Я вздохнула. Вопрос конечно справедливый. На мне одна футболка. Но, во-первых, я думала, что за дверью Владимир. Во-вторых, футболочка довольно длинная. В таких тут даже на завтрак спускаются. А, в третьих, почему я должна оправдываться? – Последнюю фразу я произнесла вслух. – Как ты смеешь думать обо мне черти что?
Владимир тяжело шагнул и, нависая словно гора, ядовито отчеканил:
- А что я должен думать о женщине, которая крутит курортные романы? Женщине, которая оказалась в моей постели на третий день знакомства?

Это называется удар ниже пояса. Что возразить моралисту? Только процедить сквозь зубы, что он может катиться на все четыре стороны и, хлопнув дверью, запереться в ванной. Последний маневр пришлось выполнить, скрывая дурацкие слезы. Даже не думала, что могу рыдать ревой-коровой. Это при моей почти джентльменской выдержке. Быстро выплакавшись, я поглядела в зеркало и жалобно застонала. Глаза распухли. Владимир не верил мне. И то, и другое было отвратительно.
За дверью раздались виноватые шаги, и родной до боли голос глухо произнес:
- Аня, прости. Ну прости меня. Я ревнивый идиот. Сам не знаю, что на меня нашло. Увидел этого Мишеля рядом с тобой, и в глазах потемнело. Клянусь, никогда не думал то, что наговорил.


Слабые извинения. От другого ты бы их не приняла, - покачало головой моё отражение. – А этого ревнивца готова простить. Надо ли? Я сделала серьезное лицо и напомнила о ребенке. Отражение хмыкнуло. – Ой, не лги. При чем здесь ребенок? Ты хочешь быть с ним, с Владимиром. Уже не можешь без его улыбки, рук, плеч. Без его глаз, то лукавых и беспечных, то серьезных и строгих... Они нравятся тебе даже злыми. Я вздохнула, соглашаясь с отражением, и принялась осторожно умываться. Не выходить же в заплаканном виде. А взволнованный мужской голос за дверью продолжал умолять. – Анечка, пожалуйста, открой. Ну что мне сделать, чтобы ты поверила? Как выпросить прощение?

И я открыла. И он извинился - так как это делают мужчины, постепенно забывая, зачем всё началось, и давая повод для новых слез. Уж сладких…

Вечером мы выбрались в местный концерт-холл с гордым названием пирамида Арона. Давали мюзикл “Romeo in love”. Я следила за страстями, бушующими на сцене, и впервые терзания двух влюбленных не казались мне преувеличенными…

Мюзикл "Romeo in love"
Веб-камера
ПРОДОЛЖЕНИЕ